Завтра они по-прежнему будут женаты. И послезавтра тоже. И позже. Целую вечность Эврет будет мужем, который никогда не любил свою жену. Не хотел ее. Не доверял ей.

Левана задрожала. Впервые за долгое время она испугалась.

Спустя столько лет, проведенных в чужом обличье, отпустить чары было почти невозможно. Ее мозг с трудом ослабил хватку.

Чувствуя, как бьется сердце в ее груди, Левана медленно повернулась.

В тот момент Эврет стягивал рубашку. Он бросил ее на постель и поднял голову.

Ахнув, он попятился, едва не сбив светильник со стены.

Левана съежилась и обхватила себя руками. Она опустила голову, чтобы волосы закрыли ее лицо хотя бы наполовину. Но она поборола желание прикрыть шрамы руками. Отказалась снова применить чары.

Чары, которые он всегда любил.

Чары, которые он всегда ненавидел.

Поначалу казалось, что Эврет не дышит. Он молча смотрел на нее, охваченный ужасом. Наконец он закрыл рот и дрожащей рукой схватился за столбик балдахина. Подавил стон.

– Ну вот, – прошептала Левана, и слезы потекли из ее здорового глаза. – Правда, которую ты так хотел знать. Теперь ты счастлив?

Эврет заморгал, и Левана могла представить, как было сложно не отвести от нее взгляд. Не отвернуться, когда этого так хотелось.

– Нет, – жестко ответил он. – Не счастлив.

– Если бы ты знал это с самого начала, смог бы ты полюбить меня?

Подбородок Эврета долго дрожал.

– Не знаю. Я… – Он закрыл глаза, собираясь с силами, прежде чем снова встретиться с ней взглядом. На этот раз он не вздрогнул. – Проблема не в том, как ты выглядишь, Левана. Проблема в том, что ты контролировала меня, манипулировала мной десять лет. – Выражение его лица изменилось. – Жаль, что ты не показала мне себя тогда. Возможно, все сложилось бы иначе. Я не знаю. А теперь мы уже не узнаем.

Эврет отвернулся. Левана смотрела на его спину, вовсе не ощущая себя королевой. Она была глупым ребенком, жалкой девчонкой, хрупким и искалеченным существом.

– Я люблю тебя, – прошептала она. – Это всегда было правдой.

Эврет напрягся, но если он и ответил, Левана ушла раньше, чем могла услышать.

* * *

– Иди сюда, сестренка. Я хочу кое-что показать тебе.

Чэннери улыбнулась милейшей улыбкой и радостно махнула Леване рукой.

Интуиция шептала Леване, что нужно сохранять бдительность, потому что Чэннери не раз уже проявляла жестокость. Но сопротивляться ей было сложно. Леване хотелось держаться подальше, но ноги сами несли ее вперед.

Чэннери прекрасно знала, что нельзя применять свой дар на слабовольных детях, особенно на младшей сестре. Няни столько раз ругали ее. И тогда она научилась лучше скрывать свои проделки.

Чэннери сидела на коленях перед голографическим камином в их детской. От иллюзии горящего пламени и потрескивающих поленьев исходило тепло. Огонь на Луне был строго запрещен, исключение делали только для праздничных свечей. Дым легко заполнял купола, отравляя запасы драгоценного воздуха. Но голографические камины вошли в моду совсем недавно, и Левана любила наблюдать, как пляшут язычки пламени, как тлеют, мерцают и разваливаются деревянные поленья. Она могла часами сидеть перед камином, удивляясь, как слабый огонь, так долго вгрызающийся в дерево, никогда не гаснет.

– Смотри, – произнесла Чэннери, когда Левана устроилась рядом. На ковре стояла маленькая миска с блестящим белым песком. Чэннери взяла щепотку песка и бросила в голографическое пламя.

Ничего не произошло.

Почувствовав, как желудок сжимается от мрачного предчувствия, Левана посмотрела на сестру. Темные глаза Чэннери следили за огнем в камине.

– Он ведь не настоящий. – Чэннери поднесла руку к пламени. Пальцы не загорелись. – Простая иллюзия. Как чары.

Левана была слишком мала, чтобы пользоваться ими, но ей казалось, что это не похоже на иллюзию голографического камина.

– Ну же, – велела Чэннери. – Дотронься до него.

– Я не хочу.

Чэннери сердито посмотрела на нее.

– Не будь ребенком. Он ненастоящий, Левана.

– Я знаю, но… Я не хочу.

Левана машинально сложила руки на коленях. Она знала, что огонь ненастоящий. Знала, что голограмма не может навредить. Но еще Левана знала, что огонь опасен и иллюзии опасны, а быть обманутым и поверить во что-то ненастоящее – опаснее всего, что только может быть.

Недовольно зарычав, Чэннери схватила Левану за руку и потянула вперед, едва не столкнув девочку в огонь. Левана взвизгнула и попыталась отпрянуть, но Чэннери крепко держала ее маленькую ладошку в сверкающем пламени.

Конечно, она ничего не почувствовала – только едва заметное тепло, всегда исходившее от камина для большей натуральности.

Через несколько секунд бешеный стук сердца Леваны начал стихать.

– Видишь? – воскликнула Чэннери, хотя Левана не знала, к чему она клонит. Ей по-прежнему не хотелось трогать голограмму, и как только сестра отпустила ее, она отдернула руку.

Чэннери этого как будто не заметила.

– А теперь смотри! – Сестра достала из кармана платья коробок спичек. Наверное, взяла их с алтаря в главном зале. Она зажгла одну и, прежде чем Левана успела что-то сказать, бросила спичку в глубину голограммы.

Там не должно было ничего произойти. Камин не должен был загореться. Но вскоре Левана заметила новый яркий свет, исходящий от тлеющих поленьев. Зашипел настоящий огонь, и Левана увидела, что края деревяшек обуглились. За камином был спрятан хворост, но теперь сияние настоящего пламени затмевало иллюзию.

Левана напряглась. Она чувствовала, что должна встать и уйти, сказать кому-то, что Чэннери нарушила правила, убежать до того, как огонь разгорится.

Но она не могла. Если Левана осмелится подставить наследницу престола, та обязательно накажет ее позже.

Она неподвижно сидела на ковре и смотрела, как пламя разгорается все больше и больше. Когда оно стало почти таким же большим, как голограмма, Чэннери снова потянулась к миске с песком – или это был сахар? – и швырнула щепотку в камин.

На этот раз в огне зашипели и затрещали голубые искры.

Левана ахнула.

Чэннери сделала так еще несколько раз, и с каждым удачным экспериментом ее смелость росла. Одна щепотка песка. Две щепотки песка одновременно. А теперь целая горсть, чтобы вызвать маленький фейерверк.

– Хочешь попробовать?

Левана кивнула. Взяла щепотку и бросила в огонь. Рассмеялась, когда голубые искры взвились и ударили в каменную стену, где должен был быть дымоход.