Внезапно для себя и Майи Мудрус решил поговорить на вечные темы.

«У тебя есть мечта, а?»

«Вопрос с подвохом?»

«Почему сразу с подвохом? – нахохлился червяк, – Я просто енто так спросил.»

«Есть, я хочу найти маму, и папу и бабушку желательно.»

«Пффф, – фыркнул червяк.»

«Что?»

«Да енто не мечта. Мечта енто что-то неуловимое, недостижимое и невозможное. Твои родители за день найдутся.»

«Да ладно, тогда найди мне их! Будь любезен.»

«К твоему сведению, ты уже несколько раз за эту неделю с ними встретилась и даже не узнала, дурище.»

Майя попыталась вспомнить, когда и при каких обстоятельствах она могла видеть своих родителей, но так и не догадалась.

«Подсказку ты не дашь, я правильно понимаю?»

«Ой, вот видишь, ты умнеешь на глазах!»

«Хорошо, а что, по-твоему, мечта? У тебя есть мечта?»

«Есть.»

«И какая?»

«Рыбий жир.»

«Что рыбий жир?»

«Мечта у меня – попробовать рыбий жир. Я даже ему песню сочинил. Хочешь послушать?»

«Не хочу.»

«Рыбий, рыбий, рыбий жир,

Он вкуснее, чем инжир!

Я не знаю его вкус,

Но он лучше, чем арбуз! – запел Мудрус навязчивую песенку собственного сочинения.»

– У тебя всё в порядке? – спросила Катрина, глядя на задумчивую Майю.

– Да… просто небольшие проблемы с головой.

– Все проблемы из головы, – махнула рукой Катрина, – с мозгами вообще жить плохо, а без них ещё хуже.

Помимо них на смотровой площадке было ещё две гостьи – две девушки. Их рост превышал два метра. На белых, словно алебастр, лицах играла улыбка и нежный румянец. Светлые волосы цвета пшеницы были заплетены в косы и аккуратно лежали вокруг головы. Но диковинней всего была одежда – будто сшитая из лепестков пионов и ирисов. Девушки хихикали, строили глазки и весело щебетали о чём-то с Никитой.

Майю ни с того ни с сего кольнула ревность.

– Кто это такие? – спросила она Катрину, видя, что для Никиты эти девушки – старые знакомые.

– О ВремеНика! – ахнула та, – это же… нет, не может быть… это Пион и Ирис – цветочные нимфы.

– Нимфы?

– Это точно они, но… нимфы ни за что не будут болтать с подземельцами. Они высокомерные и никогда не снизойдут до существ, которым не чýжды годы. Они не связываются со смертными.

Как бы в подтверждение слов Катрины к троице попытался присоединиться Аскольд, но нимфа в платье-ирис лишь подставила ему подножку и громко рассмеялась.

– Так странно, – продолжала Катрина, – когда мы с Никитой их встретили в прошлый раз, они лишь высоко задрали над ним голову… а сейчас… Что изменилось?

В том то и было дело – ничего не изменилось. Майя об этом знала, о волшебных часах Никиты, которые и способны на подобные фокусы.

С непривычки ходить в тяжелых ботинках у Майи побаливало в ногах, да и щиколотки местами затекли.

Майя изловчилась, оторвала одну ногу от пола и потрясла ей в воздухе. Тоже самое она проделала со второй ногой – легче не стало. Она повторила разминку, но, сделав от нетерпения это слишком резко. Она вскрикнула и незаметно для себя резко подпрыгнула, забывшись и оторвав обе ноги от пола.

Подошвы тяжелых ботинок перестали касаться пола. Майю будто магнитом потянуло вверх к потолку, как воздушный шарик. Она закричала и задёргала ногами. Всё вокруг потухло, и она услышала чей-то шёпот:

Свинец наивен по натуре,

Фтор же вспыльчивее бури.

Ванадий влюбится легко,

Здесь до беды не далеко.

Рутений – искренний всегда,

Его чистее лишь вода.

Прометей во тьме любой

Будет жертвовать собой.

Совесть чистой сохранится -

Марганец – звено, не птица.

Ходит часто кюрий в юбке.

Кальций сильный, не скорлупка,

Не сломить вам никогда.

Углерод – душа всегда.

Теннесси́н храбрее льва,

Однако смелость рокова.

Майя пыталась звать на помощь этот голос, Мудруса, но никто не отзывался. Внезапно её перевернуло вверх тормашками, и она начала падать, на этот раз вниз.

Девочка несколько раз перекувыркнулась в воздухе, несясь прямиком в черную мглу. Она уже не надеялась остаться в живых, как наткнулась на невидимую и неосязаемую преграду – плотное скопление воздуха. Лицом к лицу на Майю смотрела другая испуганная девочка с разинутым ртом и глазами навыкате. Майе понадобилось несколько секунд чтобы осознать, что она смотрит на свое собственное отражение в озерной гладе. Будто услышав догадку невидимая преграда прекратила свое существование, и девочка рухнула в обжигающе ледяную черную воду какого-то озера в окружении хилых домишек и огней.

Оборотная сторона Подземельного мира

Майя чертыхалась, что за шестнадцать лет так и не научилась нормально плавать. Агния Францевна не раз пыталась обучить внучку плаванью, но Майя всегда находила отговорки. Она ссылалась то на больное горло, то на мигрень, то на плохое настроение, то на отсутствие счастливой резиновой уточки.

На своё счастье, девочка плюхнулась недалеко от берега и почти касалась ногами илистого дна. Морщась и кривясь от слизи и водорослей, щекотящих пятки, выбралась на каменистый берег. Вода была мерзкая и тягучая, походившая на мазут.

Майя не ошиблась, думая, что оказалась у чёрта на куличиках. Это был совершенно другой Подземельный мир. Ни роскошный, ни помпезный. Без огней и неонового сияния, без кристаллов и минералов. Он напоминал угольные шахты, и на жителях (все они были керамиками) лежал вековой слой пыли и копоти. Даже приглушенный блеск, которого пытались добиться горожане, натирая себя махровыми полотенцами и покрывая воском, отсутствовал. Это был настоящий Подземельный Мир: грязный, мрачный, зловонный и пугающий – сошедший со страниц страшной сказки о ядерной катастрофе.

Все таблички, надписи и указатели, говорящие о том, что вы всё еще находитесь в Губернии Ночи, были нарочно вымазаны мазутом. Жители квартала Битого Стекла не жаловали аристократов и внутренне Майя содрогнулась, вспомнив, что не состоит из пружин и шестеренок.

Бедняги-керамики погибали здесь не от стирания резьбы на деталях и не от выскочки пружин, а от ржавчины и коросты. Остатки, еще не полностью изуродованные окислением металлов, валялись по углам. В них было уже невозможно узнать черты тел, но можно было не сомневаться, что когда-то это были живые подземельцы.