– Все же отец Лена психически болен. Возможно, это ни причем, как вы изволили выразиться, но взять сей факт на заметку явно стоит.Интересно, какое конкретно у него заболевание?

– Бейтсон – милый юноша, – сказал Шарп, – но, конечно, ончересчур вспыльчив.

Пуаро кивнул. И вдруг живо припомнил слова Селии Остин:«Рюкзак я не трогала. Но наверняка его изрезали в порыве злости». Откуда оназнала? Может, она видела, как Лен Бейтсон кромсал рюкзак?… Он вновь взглянул наинспектора, который продолжал, усмехаясь:

– А у мистера Ахмеда Али ящики были забиты порнографическимижурналами и открытками, так что понятно, почему он взбеленился, узнав обобыске.

– Многие студенты выражали недовольство?

– Кое-кто был против. С француженкой случилась истерика, аиндус Чандра Лал угрожал международным скандалом. Среди его вещей мы обнаружилинесколько политических брошюр антиправительственного содержания. А у одногоафриканца – весьма зловещие сувениры и фетиши. При обыске вскрываютсясовершенно неожиданные свойства человеческой души. Вы, наверное, слышали обуфете миссис Николетис?

– Мне рассказывали…

Инспектор Шарп ухмыльнулся:

– В жизни не видел столько бутылок из-под бренди! Она чуть сума не сошла от ярости. – Он рассмеялся, но вдруг посерьезнел. – Однако того,что нам нужно, мы не нашли, – сказал он. – Никаких фальшивых документов.

– Ну, вряд ли фальшивый паспорт будет храниться на виду.Скажите, а вам не доводилось наведываться на Хикори-роуд по каким-нибудьпаспортным делам? Примерно в последние полгода?

– Нет, но я приходил по другим делам.

Он подробно перечислил свои визиты на Хикори-роуд. Пуарослушал его, наморщив лоб.

– Однако к нашему делу это не имеет отношения, – закончилинспектор.

Пуаро покачал головой:

– События выстраиваются в стройный ряд только тогда, когдаих рассматриваешь с самого начала.

– А что, по-вашему, было тут началом?

– История с рюкзаком, – негромко произнес Пуаро. – Всеначалось с рюкзака.

Миссис Николетис вернулась из подвала, где она бурнопоскандалила с Жеронимо и темпераментной Марией.

– Лжецы и воры! – победоносно заявила она во весь голос. –Все итальяшки – лжецы и воры!

Спускавшаяся по лестнице миссис Хаббард раздраженновздохнула.

– Вы зря расстраиваете их, когда они готовят ужин, – сказалаона.

– А мне что за дело до вашего ужина? – передернула плечамимиссис Николетис. – Я поем в другом месте.

Миссис Хаббард чуть было не вспылила, но вовремя сдержалась.

– Ждите меня, как всегда, в понедельник, – сообщила миссисНиколетис.

– Хорошо.

– И пожалуйста, в понедельник прежде всего велите починитьдверцу моего буфета. А счет пошлите полиции, ясно? Полиции!

Миссис Хаббард с сомнением взглянула на хозяйку.

– И пусть в коридорах ввернут лампочки посильнее. Тамслишком темно.

– Но вы сами велели ввернуть маломощные лампочки, в целяхэкономии.

– Это было на прошлой неделе, – огрызнулась миссисНиколетис. – А теперь обстоятельства изменились. Теперь я хожу и озираюсь: некрадется ли кто за мной?

«Неужели она действительно боится?» – подумала миссисХаббард. У миссис Николетис была привычка раздувать из мухи слона, и миссисХаббард не знала, насколько можно доверять ее словам.

Она спросила, поколебавшись:

– Может, вам не стоит возвращаться одной? Хотите, я провожувас?

– Дома мне гораздо спокойнее, уверяю вас!

– Но чего же вы боитесь? Если бы я знала, то я бы могла…

– Это не ваша забота. Я вам ничего не скажу. Простобезобразие, вы все время у меня допытываетесь…

– Простите, но уверяю вас…

– Ну вот, вы обиделись. – Миссис Николетис ослепительноулыбнулась. – О да, я плохая, грубая женщина. Но я сейчас страшно нервничаю. Ятак вам доверяю и полагаюсь на вас. Что бы я без вас делала, дорогая миссисХаббард? Ей-богу, я бы пропала! Ну, моя милая, мне пора. Счастливо отдохнуть. Идоброй ночи.

Миссис Хаббард стояла, глядя ей вслед. Когда дверь за миссисНиколетис захлопнулась, миссис Хаббард неожиданно для себя самой воскликнула:«Ну и дела!» – и отправилась на кухню.

А миссис Николетис спустилась с крыльца, вышла за ворота иповернула налево. Улица была просторной. Дома стояли в глубине садов. В концеулицы, всего в нескольких минутах ходьбы от дома, пролегла одна из центральныхмагистралей Лондона, по которой мчался поток машин. На углу, возле светофора,находился бар «Ожерелье королевы».

Миссис Николетис шла посреди улицы, нервно оглядываясь, носзади никого не было. В тот вечер на Хикори-роуд было удивительно безлюдно.Подходя к «Ожерелью», миссис Николетис ускорила шаг. Еще раз торопливооглянувшись по сторонам, она смущенно проскользнула в дверь бара.

Потягивая двойной бренди, она постепенно воспрянула духом.Испуг и беспокойство исчезли, однако ненависть к полиции осталась.

– Гестаповцы! Я их проучу! Ей-богу, проучу! – пробурчала онасебе под нос и залпом осушила рюмку.

Какая досада, какая страшная досада, что неотесанные болваныполицейские обнаружили ее тайник! Только бы это не дошло до студентов! МиссисХаббард, правда, вряд ли будет болтать… Хотя кто ее знает? Доверять-то никомунельзя. Но рано или поздно это все равно стало бы известно… Ведь Жеронимо знал.И мог сказать жене, а та – уборщице, и пошел бы слушок, пошел, пока не… Онарезко вздрогнула, услышав за спиной голос:

– Кого я вижу! Миссис Ник! А мне и невдомек было, что высюда захаживаете.

Она резко повернулась и облегченно вздохнула.

– А, это вы, – сказала она. – А я думала…

– Кто? Серый волк? Что вы пьете? Разрешите, я составлю вамкомпанию?

– Я просто перенервничала, – с достоинством сказала миссисНиколетис. – Полицейские целый день рыскали по дому, всем портили нервы. О моебедное сердце! Мне надо его беречь. Я вообще-то не пью, но сегодня у меня нервына пределе. Вот я и подумала, что немного бренди…

– Да, бренди – это вещь. Давайте выпьем.