– Вы очень разумный человек, – одобрительно сказал Пуаро. –А миссис Хаббард сейчас свободна?

– Я вас веду к ней.

– Погодите, – остановил его Пуаро. – Помните, однажды в домеисчезли лампочки?

– О да, конечно. Но прошло много время. Один… два… тримесяца.

– А где именно исчезли лампочки?

– В холл и, кажется, гостиная. Кто-то решил пошутить. Взялвсе лампочки.

– А вы не помните, когда точно это произошло?

Жеронимо приложил руку ко лбу и погрузился в задумчивость.

– Не помню, – сказал он. – Но кажется, это было, когдаприходил полицейский, в феврале…

– Полицейский? А зачем он приходил?

– Он хотел говорить с миссис Николетис о студенте. Оченьплохой студент, пришел из Африки. Не работал. Ходил на бирж труда, получалпособие, потом находил женщина, и она ходила с мужчины для него. Очень, оченьплохо. Полиция это не любит. Это было, кажется, в Манчестер или Шеффилд.Поэтому он убежал, но полиция приходила и говорила с миссис Хаббард, а онасказала, он тут долго не жил, потому что она его не любила и прогоняла.

– Ясно. Они, значит, пытались его выследить?

– Не понимаю.

– Они его искали?

– Да-да, правильно. Они находили его и садили в тюрьму,потому что он делал женщина проститутка, а делать женщина проститутка нельзя.Здесь хороший дом. Здесь такое не занимаются.

– И полиция пришла как раз в тот день, когда пропалилампочки?

– Да. Потому что я включал и свет не горел. И я пошел встоловая, и там тоже нет лампочки, и я смотрел в ящике, здесь, где запас, ивидел, что они попадались. Поэтому я спускался в кухня и спрашивал Марию, еслиона знает, где запас, но она была сердитая, потому что она не любит полицию, иона говорила, что лампочки не ее работа, и поэтому я приносил свечи.

Идя за Жеронимо по лестнице, Пуаро размышлял над егорассказом.

Миссис Хаббард была усталой и встревоженной, но, увидевПуаро, радостно оживилась. Она тут же протянула ему листок бумаги:

– Я постаралась вспомнить как можно точнее, что за чем идет,но на сто процентов не ручаюсь. Очень трудно воссоздавать ход событий, когдапрошло столько времени.

– Я вам глубоко благодарен, мадам. А как себя чувствуетмиссис Николетис?

– Я дала ей успокоительное и надеюсь, что она заснула. Онаустроила жуткий скандал, услышав об обыске. Отказалась открыть буфет, иинспектор взломал дверцу. Представляете, оттуда выкатилась масса бутылок!

– Ах-ах-ах! – вежливо посочувствовал Пуаро.

– Теперь мне многое стало понятно, – сказала миссис Хаббард.– Просто удивительно, как я раньше не догадалась, ведь я видела столько пьяницв Сингапуре! Но думаю, вас это мало интересует.

– Меня все интересует, – ответил Пуаро. Он сел и взял в рукилисток, который протянула ему миссис Хаббард. – Ага! – почти тут же воскликнулон. – Значит, сначала исчез рюкзак.

– Да. Это была пустяковая пропажа, но я совершенно точнопомню, что она произошла до кражи украшений и всего прочего. В доме царилатогда суматоха, у нас были неприятности из-за одного африканского студента. Онуехал за день или за два до того, и помнится, я решила, что он испортил рюкзак,желая отомстить. Он причинил нам довольно много хлопот…

– Да, Жеронимо мне рассказывал. К вам, кажется, наведаласьполиция?

– Верно. К ним пришел запрос из Шеффилда или Бирмингема,точно не помню. История вообще-то скандальная. Африканец добывал деньгинечестным путем… Потом его привлекли к суду. Он прожил у нас всего три иличетыре дня. Мне не понравилось его поведение, и я сказала ему, что комнатазабронирована и ему придется съехать. Я совсем не удивилась, когда потом к нампришла полиция. Конечно, я понятия не имела, куда он делся, но в конце концовего нашли.

– Это случилось после того, как вы обнаружили рюкзак?

– Вроде бы да… сейчас трудно вспомнить. Дело было так: ЛенБейтсон собрался путешествовать автостопом, но не мог отыскать рюкзак и поэтомупереполошил весь дом. Потом наконец Жеронимо нашел рюкзак: кто-то разрезал егона куски и засунул за котел в котельной. Это было так странно! Странно ибессмысленно, месье Пуаро.

– Да, – согласился Пуаро, – странно и бессмысленно. – Онпоразмыслил и спросил: – Скажите, а лампочки, электрические лампочки исчезли втот же самый день, когда к вам нагрянула полиция? Так, по крайней мере, сказалмне Жеронимо.

– Точно не помню, но кажется, да, потому что я спустиласьвниз с инспектором полиции; мы пошли в гостиную, а там горели свечи. Мы хотелиузнать у Акибомбо, не сообщил ли ему тот африканец, где он собираетсяпоселиться.

– А кто еще был в гостиной?

– Да, по-моему, почти все. Дело было вечером, часов в шесть.Я спросила у Жеронимо, почему не горит свет, а он ответил, что лампочкиисчезли. Я поинтересовалась, почему он не вкрутил новые, а он сказал, что у насне осталось в запасе ни одной. Ох и разозлилась же я тогда! Я ведь решила, чтокто-то глупо, бессмысленно пошутил. Я восприняла это именно как шутку, и меняудивило, что в доме нет запасных лампочек, – мы обычно покупаем сразу помногу.

– Лампочки и рюкзак, – задумчиво повторил Пуаро.

– Но мне до сих пор кажется, – сказала миссис Хаббард, – чтоСелия не имела отношения ни к рюкзаку, ни к лампочкам. Помните, она упорнотвердила, что не прикасалась к рюкзаку?

– Вы правы. А потом, в скором времени, начались кражи, да?

– Господи, месье Пуаро, вы не представляете, как трудносейчас вспомнить… Так, дайте сообразить… дело было в марте… нет, в феврале, вконце февраля. Да, кажется, Женевьев сказала, что у нее пропал браслет, числадвадцатого – двадцать пятого, через неделю после истории с лампочками.

– И потом кражи стали совершаться регулярно?

– Да.

– А рюкзак принадлежал Лену Бейтсону?

– Да.

– И он очень рассердился?

– Не судите его слишком строго, – с легкой улыбкой сказаламиссис Хаббард. – У Лена Бейтсона такой характер. Он очень добрый,великодушный, терпимый, но при этом импульсивный и вспыльчивый мальчик.

– А какой у него был рюкзак?

– Самый обыкновенный.

– Вы не могли бы показать мне похожий?