Наверное, если бы вы меня не поймали, я уехала бы за границуи начала новую жизнь. Но мне не удалось ускользнуть. И теперь я хочу лишьодного: убедиться, что жестокий, вечно смеющийся мерзавец отправится нависелицу.

Инспектор Шарп глубоко вздохнул. Все складывалось удачно, наредкость удачно, но он был удивлен.

Констебль лизнул карандаш.

– Я не совсем понимаю… – начал Шарп.

Она оборвала его:

– Вам не нужно ничего понимать. У меня есть свои причины такпоступить.

Раздался мягкий голос Эркюля Пуаро:

– Из-за миссис Николетис?

Валери прерывисто задышала.

– Ведь она была вашей матерью, да?

– Да, – сказала Валери Хобхауз, – она была моей матерью…

– Я не понимаю, – умоляюще произнес мистер Акибомбо итревожно посмотрел на своих рыжеволосых собеседников.

Салли Финн увлеклась разговором с Леном Бейтсоном, иАкибомбо с трудом улавливал нить разговора.

– Так кого же, по-твоему, – спросила Салли, – Нигель хотелскомпрометировать: тебя или меня?

– Скорее всего, обоих, – ответил Лен. – Но волосы он,наверное, снял с моей расчески.

– Простите, я не понимаю, – сказал мистер Акибомбо. –Значит, это Нигель прыгал по балконам?

– Нигель прыгуч как кошка. А я бы в жизни не перепрыгнул –вес не тот.

– Тогда примите мой искренний извинения за то, что янезаслуженно подозревал ваc.

– Ладно, не переживай, – сказал Лен.

– Но ты, правда, здорово помог, – сказала Салли. – Как тыздорово сообразил про борную кислоту!

Мистер Акибомбо расцвел.

– Да вообще давно стоило понять, что Нигель страдал разнымикомплексами и…

– Ой, ради бога, не уподобляйся Колину! Нигель мне всегдабыл глубоко омерзителен, и теперь я наконец понимаю почему. Но ведь правда же,Лен, если бы сэр Артур Стэнли поменьше сентиментальничал и отдал бы Нигеля подсуд, жизнь трех людей была бы сейчас спасена? Я не могу избавиться от этоймысли.

– Но, с другой стороны, его чувства тоже можно понять…

– Простите, мисс Салли…

– Да, Акибомбо?

– Может быть, если вы видите завтра на вечер в университетемой преподаватель, вы скажете ему, что я пришел к очень верный умозаключение?Потому что мой преподаватель часто говорит, что у меня в голове не-раз-бериха.

– Конечно! Обязательно скажу.

Лен Бейтсон был мрачнее тучи.

– Через неделю ты уже будешь в Америке, – сказал он.

На мгновение воцарилось молчание.

– Я приеду, – сказала Салли. – Или ты можешь приехать к намучиться.

– Зачем?

– Акибомбо! – сказала Салли. – Тебе хотелось бы в одинпрекрасный день стать шафером на свадьбе?

– А что такое «шафер»?

– Ну, это когда жених… скажем, Лен, дает тебе на сохранениеобручальное кольцо, и вы едете в церковь, очень нарядные, а потом он берет утебя кольцо и надевает его мне на палец, и орган играет свадебный марш, и все плачут.

– Значит, вы с мистером Леном хотите пожениться?

– Ну да.

– Салли!

– Если, конечно, Лен не возражает.

– Салли, но ты не знаешь про моего отца…

– Ну и что? Тем более что я знаю. Твой отец полоумный.Ничего страшного, у многих отцы полоумные.

– Но это не передается по наследству. Честное слово! Как жея переживал все это время!

– Я немножко догадывалась.

– В Африке, – сказал мистер Акибомбо, – давно, когда еще неприходил атомный век и научная мысль, свадебные обряды были очень интересный изабавный. Хотите, я расскажу?

– Лучше не надо, – замахала руками Салли. – Я подозреваю,что нам с Леном придется краснеть, а рыжие краснеют очень густо.

Эркюль Пуаро поставил свою подпись на последнем письме,протянутом ему мисс Лемон.

– Все хорошо, – серьезно произнес он. – Напечатано безошибок.

– По-моему, я не так часто ошибаюсь, – возразила секретарь.

– Нечасто, но все же бывает. Да, кстати, как дела у вашейсестры?

– Она подумывает отправиться в круиз. По скандинавскимстолицам.

– А-а, – сказал Эркюль Пуаро.

Он подумал, что вдруг… на корабле… Но сам он ни за какиеблага мира не согласился бы на морское путешествие.

Сзади громко тикал маятник.

Хикори-дикори,

Часики тикали,

Хикори-дикори-док,

Мышонок в часы – скок-поскок, —

продекламировал Эркюль Пуаро.

– Что вы сказали, месье Пуаро?

– Да так, ничего, – ответил Пуаро.