Бой заканчивается так же внезапно, как начался. В воздухе висит запах крови и порохового дыма. Я перевожу дух, осматривая обстановку. Трое целей уложены мордами в пол без сознания. Чужаки в плащах стоят на коленях или валяются, накрытые слоем льда. На меня они смотрят с… обожанием.

Подойдя к ближайшему из них, я сдёргивает с него шляпу.

Парень лет двадцати среднего роста, худощавого телосложения, с короткими тёмными волосами и карими глазами. Абсолютно непримечательное лицо, разве что слегка вздёрнутый нос придаёт ему задорный вид.

— Тебя как звать?

— Пьер.

Ну да, улавливаю в его голосе лёгкий французский акцент.

— Пьёр. Ага. Скажи мне, Пьер, кто вы вообще такие? — чеканю я. — И какого хера вы здесь забыли⁈ — под конец мой голос лязгает, как ржавая калитка.

Белобрысый парень, дрожа, смотрит на меня снизу вверх. В его взгляде благоговейный трепет.

— Н-н-наша группа называется «Соколы Е-егеря», — лепечет он. — Мы давно следим за вашими подвигами. Ещё с тех пор, как вы спасли Маривьен. Изначально нас было всего несколько человек, но когда вы разбили кселари и уберегли всю планету от гибели… Многие увидели то, что мы и так давно осознали! Вы — спаситель Земли! — его голос обретает уверенность и душевный жар. — Вы наш защитник! Вы освободите нас от гнёта инопланетной заразы!

Тай начинает ржать самым нахальным образом. А Пьёр продолжает:

— Все мы слышали вашу знаменитую речь! «В наших жилах течёт кровь выживших! Мы — хозяева этого мира по праву!» — цитирует он, сверкая глазами, как маньяк. — Мы хотим быть похожими на вас! Оберегать людей от пришельцев и монстров!

Из моей груди рвётся тяжёлый вздох

— Когда узнали, что эти сукины дети из Самума вам досаждают, — со злобой произносит парень, — решили помочь. Убрать их, облегчить вам жизнь. На вас и так столько всего свалилось. Столько ублюдков и предателей, которые не хотят прислушаться к вам… Подчиниться вам… Мы и не знали, что вы лично явитесь сюда.

Скривившись, как от зубной боли, я смотрю в наполненные слепой верой глаза парня. Фанатики, мать их. Где были их мозги, когда они это придумали? Если вообще думали…

— Значит так, слушай сюда, — рявкаю я. — Я не просил о такой помощи. Вы по глупости чуть меня самого не подстрелили. Так что не рыпайтесь, пока я думаю, что с вами делать.

Краем глаза я замечаю какое-то движение. Мурад, до сих пор лежащий в стороне, пытается незаметно набрать что-то на Трансивере, прикрывая его своим корпусом. Я мгновенно вскидываю револьвер, но Тай уже позаботился о проблеме. Свист катаны — и устройство разваливается надвое, чудом не задев ладонь Караева. Тот рефлекторно вжимается в грязный пол, выронив обломки.

Я медленно выдыхаю и опускаю оружие.

— Не дёргайся, — бросаю ему. — Сейчас придёт твоя очередь.

Мурад отвечает взглядом, наполненным непреклонной враждебностью.

Наступает тягостная тишина, в которой слышно лишь хриплое дыхание да стоны раненых. Осмотрев раздолбанный склад, думаю, как разгрести это дерьмо. Соколы молча сидят под прицелом, ожидая своей участи. Останки бойцов, лужи крови на бетонном полу, фрагменты контейнеров, гильзы… Вооружение у налётчиков пожиже, чем у Самума. Разносортица низких ступеней, но все ходят с револьверами.

Обернувшись к Пьеру, приказываю безапелляционным голосом:

— Чтоб через пять минут и духу вашего здесь не было. Передайте своему лидеру: пусть завтра к полудню явится в Уайтклэй. Если опоздает или не приедет, из-под земли достану. Всё ясно?

Парень торопливо кивает.

— Будет сделано, Егерь! Мы тебя не подведём!

— Да пошли вы, — бросаю я, отворачиваясь. — Помощнички херовы.

В груди клубком свернулось глухое раздражение. Мрачно зыркнув на Караева, я киваю Таю и Гидеону.

— Мэтт, держите этого говнюка на мушке. Если дёрнется, стреляй на поражение.

Подхожу к Мураду почти вплотную и заглядываю ему в глаза. Они пылают ненавистью.

— Слушай сюда, дружок. У нас мало времени, так что давай без глупостей.

— Чего тебе надо, выродок? Убьёшь меня, как убил Амиру⁈ Ты только и можешь, что забирать жизни. В этом ты мастак. Что ж, мы научились у лучших. Жди!

Криво усмехаюсь.

— Сейчас узнаешь.

Присев, кладу ладонь ему на затылок. Концентрируюсь.

— Это будет неприятно, — честно предупреждаю я, и в следующий миг активирую способность Ментальная реконструкция.

Подсознание Караева оказывается тёмным и холодным. Как будто в глубокий колодец провалился. Сыростью несёт так, что пробирает до костей, но я не обращаю внимания на антураж.

Разум этого человека представляет собой разрозненный дырявый пазл. Многие фрагменты попросту отсутствуют. Те же, что на месте, едва держатся. Тёмная паутина покрывает большую часть, словно плесень.

«Неужели Амира так его обработала?» — думаю я с невольным уважением и даже толикой жалости.

Даже будучи мёртвой стерва продолжает держать Самум на поводке.

Прежде, чем приступить к задуманному, осматриваюсь в поисках любой полезной информации. О клане, о его членах, об их планах и задумках, мало ли что. Приходится побродить, но мне везёт — в уголке сознания, относительно свободном от липкой дряни, находятся яркие и чёткие воспоминания. Собираю их по крупицам, стараясь не потревожить остальные. Обрывки разговоров, планы, карты, списки имён… Просматриваю всё это и дёргаюсь, коснувшись одного осколка воспоминаний.

Плохо-плохо-плохо… Ладно, всё потом.

Погружаюсь глубже в сознание Караева, стараясь отыскать источник заразы. Это сложно, учитывая плачевное состояние его психики, но постепенно я нахожу едва заметные чёрные нити, расползающиеся от центра. Ментальная уздечка, с помощью которой Сирена контролирует своих слуг даже после смерти.

В какой-то степени это можно назвать чудом. Извращённым, уродливым, но чудом. Она внедрила себя в его разум подобно несущей конструкции. Беспечно убери её, и всё рухнет. Марионетки Амиры даже не могут представить себе, каково это не подчиняться ей. Если бы не моё существование, придающие их жизни хоть какой-то смысл — возможность отомстить, они бы давно уже все вместе закосплеили Джонстаун[1].

Призвав всю свою концентрацию, принимаюсь отслеживать эти нити к точке сплетения. Некоторые обрываются под моими прикосновениями, другие сливаются в канаты. Чем ближе я подбираюсь к средоточию манипуляций, тем отчётливее ощущаю сопротивление чужеродной воли. Сладкоголосая Сирена отказывается уступать так просто.

Усилием преодолеваю ментальный барьер и оказываюсь в средоточии психической инфекции. Передо мной предстаёт уродливый извивающийся клубок нитей, внедрённых в сознание Мурада. От него расходятся импульсы, искажающие восприятие, стирающие