– Пошути, пошути напоследок, – философски сказалКузьмич. – Оно и пользительно... Потом шутить-то времени не будет, на бегуразве что будешь с белками перешучиваться.

– Слушай, Кузьмич, – сказал Мазур серьезно. – Вотскажи ты мне напоследок – какой во всем этом лично твой интерес? Как ни гадаю,понять не могу...

– Жизнь – и есть жизнь, – отрезал Кузьмич. – И небывает в ней особого интереса. В том смысле, какой ты подразумеваешь. Все живуткак умеют. Такая философия... Ладно, поговорили. Ты повернись-ка спиной, рукисложи и в окошко просунь, я тебе, уж прости, браслетки защелкну. На всякийслучай. Вдруг ты за вертолетные рычаги умеешь дергать не хуже наших мальчиков.Про вас, десантничков, каких только страстей ни рассказывают... Давай руки.

Мазур повернулся спиной, просунул руки в окошечко. Звонколязгнула сталь.

– Там к ним на бечевочке ключик подвешен, – сказалКузьмич. – Сами уж будете друг друга распечатывать, как окажетесь наместе. Давай и ты руки, голубушка. Нет, точно так же – за спиной сложи...

– Она ж вертолета водить не умеет, – сказал Мазур.

– Зато тебя расстегнуть может в вертолете, как вернойсупруге и полагается...

– Протягивай руки, супружница Рэмбо, – кивнулМазур. – Потешь старичка. Ох, как я жажду, Кузьмич, чтобы мы с тобой ещераз встретились... В этой жизни, я имею в виду.

– А мы, сокол, и в той не встретимся, – убежденносказал Кузьмич, защелкивая наручники на Ольгиных запястьях. – Дорогиразные... Ну все, шагайте на свежий воздух, других пора в путь снаряжать...

Мазур смотрел на него, запоминая навсегда. И сволочнойстаричок дрогнул-таки под его взглядом – опустил глаза, потеребил бороду,крикнул в коридор:

– Веди, голубь, нечего им тут прохлаждаться!

Они вышли под безоблачное небо – яркие, как новогодниеигрушки. По команде конвойного двинулись за ворота, прошли под не значившимсяни в одном геральдическом справочнике флагом, ввиду безветрия повисшим тряпкой(несомненно, плод творческого гения самого Прохора Петровича). Подчиняяськоманде, остановились метрах в двадцати от стамовника, возле кучки небольшихрюкзаков – пронзительно-красных с белыми полосками. Интересно, в какихмагазинах столь яркую экипировку выбирали?

Возле рюкзаков, дымя сигаретой, прохаживался белобрысый –все в той же черной форме, золотые погоны нестерпимо сверкали на солнце.«Полковник» был единственным из здешних, кого Мазур видел курящим.

– Дай сигаретку, оберст, – сказал он, медленно усаживаясьна траве.

Ничуть не чинясь, полковник вынул небольшой серебряныйпортсигар, определенно старинный, сунул Мазуру в рот сигарету и поднесзажигалку. Ухмыляясь, сказал:

– Выложись, майор, как Папа Карло. Там кое-кто из моральнонестойких положил глаз на твою девочку, а эта вяленая вобла – на тебя самого.Феминистка, сучка, считает, будто и бабы имеют право со спокойной совестьюмужиков насиловать...

– Издеваешься? – спросил Мазур.

– Разжигаю в вас боевой дух и серьезное отношение кделу, – сказал белобрысый, пожалуй, и в самом деле без особеннойиздевки. – Правила известны? Вертушка вас всех выбросит, потом вернется,отсчитают ровно час – и полетят высаживать охотничков. – Он пнул один изрюкзаков, лежавший наособицу. – Прохор Петрович велел передать, что словоон держит. Наганчик здесь. Жалеть никого не надо, поскольку тебя самого никтоне пожалеет...

Послышалось железное клекотанье, и из-за деревьев показалсявертолет. Приземлился метрах в десяти, хлестнул упругий ветер, смахнувший сполковника фуражку, – и тот едва успел ее подхватить. Вскоре лопастизамерли, к ожидающим направились знакомые рожи – капитан и два солдата,зацапавшие Мазура с Ольгой в плен. Увидев Мазура, капитан насмешливо поднес ккозырьку два пальца:

– Какая встреча... – и предусмотрительно встал поодаль.

Один из его солдат держал охапку уже знакомых черныхколпаков. Из ворот в сопровождении одного-единственного охранника показалисьостальные четверо, руки у всех скованы впереди, кроме угрюмо зыркавшего шалымвзглядом разжалованного штабс-капитана. То ли он тоже умел водить вертолет, толи был крайне зол на бывших сподвижников – ничего удивительного, впрочем.

Полковник повесил каждому на шею рюкзак, прошелся вокруг,сверкая погонами и начищенными до блеска хромовыми прохорями – неторопливо,словно бы даже задумчиво, обошел кругом сбившихся в кучку пленников, повернулсяк вертолету, к заимке.

– Не тяни, сука! – крикнул штабс и затейливо выругался.

Полковник пожал плечами:

– Вот от тебя никак не ожидал этих комиссарских штучек...Может, еще «Интернационал» споешь? – на сей раз в его голосе звучаланеприкрытая издевка, крепко не ладили, должно быть, в прежние времена господаподдельные каппелевцы...

– Полетели, в самом деле, – сказал капитан. – Чтотянуть...

– Ладно, – кивнул полковник. – Ну-с, господа,желаю удачи...

По его кивку подошел солдат и дернул стволом автомата:

– Марш к вертолету, дичина...

Когда они оказались перед распахнутой дверью, второйпринялся накидывать всем на головы глухие капюшоны. Мазур и на этот разухитрился не треснуться лбом о стальную притолоку. Рядом с ним кто-то плюхнулсяна сиденье, сказал голосом Ольги:

– Пристегните ремни, гражданин...

Она храбрилась, но голосок чуть подрагивал. Мазур крепкоприжал ногу к ее бедру. У входа возникла заминка и суматоха, там возились,истерически закричала Виктория:

– Не хочу, сволочи, что за бред!

И тут же вскрикнула, как от боли. Судя по звукам, ее безвсяких церемоний швырнули внутрь, кто-то рявкнул:

– А тебе, сука, особое приглашение?

Кто-то налетел на Мазура плечом, определенно сослепу –значит, свой... Кое-как устроился на полу, навалившись спиной на коленисидящим. Заклекотал винт. Пол под ногами слегка перекосился – вертолет набиралвысоту.

Летели в совершеннейшем молчании, охранники, впротивоположность тому, первому полету даже и не пытались вести похабныеразговорчики. Довольно быстро Мазур нащупал пальцами ключ не обманули, и всамом деле висит при наручниках на тонкой веревочке. Пожалуй, он мог бынезаметно освободиться... или нет? И даже если освободится, что потом? Бываютситуации, когда любая выучка не поможет. Придется еще сдергивать капюшон,пробиваться к кабине сквозь сгрудившиеся тела... Не стоит рисковать.

Для пробы он все же попытался вставить ключик в скважину –но тут же раздался рык:

– Не балуй!

* * *

...Летели они примерно полчаса. В один прекрасный миг шуммотора вдруг резко изменился... ощущение падения... толчок... Кто-то крепковзял Мазура за локоть, потащил, толкнул в поясницу. Он прыгнул ногами вперед, тутже ощутил подошвами землю, удержал равновесие и выпрямился. Его вновь потащилиза локоть. Потом содрали капюшон.