– Нет, Виктоша, может, и правда перепихнемся напоследок? Всеж приговоренные, что в этикет-то играть?

– Ну, хватит, – сказал Мазур громко. – Лично янамерен отдыхать, а потому попрошу тишины. И если ее не будет, я ее сампостараюсь создать... Всем понятно?

– О! – сказал штабс удовлетворенно. – Наконец-то вкамере появился толковый капо, душа радуется...

Мазур слез с нар, вразвалочку подошел к нему, мирно постоялрядом, глядя, как тот нервничает, потом сделал неуловимое движение ногой. Штабсрухнул, как подкошенный, но Мазур успел его подхватить, бережно опустил на пол,присел рядом и тихо сказал:

– А с тобой мы сейчас, выкидыш сучий, побеседуем. Я утебя буду спрашивать все, что знаешь про охоту, а ты – отвечать подробно исерьезно...

– Не пойдет, – сказал тот спокойно. – И на хренмне это сдалось? Умри ты сегодня, а я – завтра, вот тебе и вся простая житейскаямораль.

– Знаешь ведь кое-что?

– Ну и знаю, а смысл?

– Водки дам, – сказал Мазур. – Целехонькуюбутылочку, гульнешь напоследок. Вообще, обсудим варианты...

– В напарники зовешь?

– Возможно, – сказал Мазур. – Хоть ты и козел, апридется...

– Не пойдет. Не нужен мне ни напарник, ни водочка – я ужлучше завтра на трезвую голову попытаюсь сдать себе хорошую карту...

– Ладно, – сказал Мазур. – Коли так, так дак...Методику спецназа по части душевных бесед с пленными знаешь? У меня временинет, попробую самое простенькое и надежное – берется спичка, заталкиваетсяголовкой наружу в твой окаянный орган, и поджигается, понятно. Запоешь, какШаляпин, вот только писаться потом не сможешь... Ольга, кинь спички!

Он не блефовал – коли уж попался такой «язык», грех было неиспользовать ситуацию, тут не до гуманизма.

– Кузьмич! – диким голосом заорал штабс. – Пыткамисекреты вытягивают!

Замок лязгнул мгновенно – должно быть, старец бдил возлеокошечка, из поганого любопытства живо интересуясь развитием событий. Целясь вМазура из двух автоматов, заставили влезть на нары, а штабса выволокли, слышнобыло, как отпирают соседнюю камеру.

– Ну, за тобой глаз да глаз нужен, майор, – покачалголовой Кузьмич. – Только решишь, что ты успокоился, – ан опятьсюрприз...

– Ешьте на здоровьичко, – кивнул Мазур.

В камере стояла тишина. Виктория лежала лицом вниз, плечиподрагивали. Доктор с толстяком тоже устроились ничком. Ольга стояла на коленяхв углу нар, уставившись в потолок, шевеля губами. Мазур хотел спросить что-то, онаотмахнулась, и это продолжалось минут пять. Наконец она села нормально,принужденно улыбнулась и сказала важно:

– Кирилл, я молилась. Плохо получается, почти что и не знаюничего, а вдруг поможет... Ты бы тоже...

– Я хоть и крещеный, а неверующий, – сказал Мазурвяло. – Боюсь, не поможет. А тебя и не крестили даже, малыш...

Назавтра он проснулся рано, когда все остальные еще спали,тихонько лежал и пускал дым в потолок. Настроение нельзя было назвать нискверным, ни веселым – просто перед ним возникла очередная задача, на сей разпоставленная не мудрыми и всезнающими отцами-командирами, а самой жизнью. Непросто остаться в живых и добраться до безопасных мест, но еще и вывестилюбимую женщину. Впервые за четверть века – стольл и ч н а я задача. Это и хорошо, и плохо. С однойстороны, за ним на сей раз не стояла пресловутая мощь государства (она и раньшеза ним не особенно-то стояла, потому что полагаться приходилось только на себя,акваланг и нож), с другой – он был с о в е р ш е н н освободен. Работал только на себя.

Вскоре подхватились эскулап и толстяк – с мятымифизиономиями, носившими печать похмельного страдания. Не умеет питьинтеллигенция, злорадно констатировал Мазур, поплыли с одного литровогофлакона. Царапины на фейсе у толстяка уже давно подернулись коричневойкорочкой, и выглядел он живописно – да к тому же страдальчески стенал и звенелцепями, что твое привидение, и потому быстро разбудил женщин.

– Нет уж, зверь зебра, – сказал Мазур, подметивбросаемые на нетронутую бутылку жадные взгляды. – Перебьешься. Это мойнеприкосновенный запас, да и тебе по тайге еще чапать...

– Ой, доберусь я до милиции...

– Неплохая идея, – сказал Мазур. – Вот только вжизнь ее претворить будет еще труднее, чем коммунизм. Так что не целься ты намою водку, кандидат в доктора... кстати, ты чего кандидат-то?

– Биологических наук, – хмуро признался Чугунков.

– А конкретно?

– Метаболизм простейших...

– То-то ты и ведешь себя, как простейшее. Одним словом,профессия в тайге полностью бесполезная... Ладно, тебя, по крайней мере, съестьможно, ты упитанный. Виктория, а вы, кстати, по жизни кто?

– Тоже совершенно бесполезная, – вымученно улыбнуласьона. – Экономист.

– Вроде Явлинского, или настоящий, на жалованье?

– На жалованье... – она помолчала и неожиданноспросила: – Вы ведь нас не бросите?

«Интересно, а на хрен вы мне все сдались, такиемилые?» – чуть не бухнул Мазур вслух, но вовремя сдержался. Не хотелосьозвереть окончательно. Люди как-никак. На ихние денежки тебя четверть века исодержали.

– Не бросите? – настойчиво повторила Виктория. –В вас сразу сила чувствуется...

– Ты под него еще прямо сейчас примостись, – язвительнобросил герр доктор.

– Скот, – отрезала она, не оборачиваясь, неотрывноглядя на Мазура со столь собачьей преданностью, что ему стало неловко. –Вы ведь с м о ж е т е, а?

– Да попытаюсь, – пожал он плечами. – Если тольконас и в самом деле будут отпускать всей кучей...

– Кучей, похоже, – кивнула Виктория. – Этотподонок, которого свои потом разжаловали, определенно намекал...

А что, это похоже на здешнюю методику, подумал Мазур. Наздешний черный юмор. Табунок столь разных людей, выброшенный в дикую тайгу,практически с первого же момента взорвется противоречиями и конфликтами – и,вполне возможно, начнет катастрофически терять темп. Мазур слишком долгокомандовал людьми, чтобы этого не понимать. Значит, с первых же минут нужновнести определенность, либо бросить их всех к такой-то матери, либо ударными темпаминавести орднунг – без капли демократии и плюрализма. Не нравится, пусть катятсяпо любым азимутам, благо азимутов немеряно...

Окошечко распахнулось, оттуда жизнерадостно возвестили:

– С добрым утром, гости дорогие!

Мазур спрыгнул с нар, лениво направился к двери. Рожа сразуже отпрянула от окошечка.

– Жратва-то будет? – спросил Мазур, остановившись.