Яма была метров двадцати в длину и в ширину – и глубинойметров в десять. На дне валялись кости, ветки, какой-то мусор, падалью вонялововсе уж нестерпимо, и что-то живое, большое, сильное с недовольным ворчаниемзаворочалось прямо под помостом, заскреблось по бетонированным, отвеснымстенкам ямы.

Дружно взвизгнули женщины, и Мазур сообразил наконец что этои есть пресловутая медвежья яма. Сам инстинктивно отшатнулся от невысокогобарьерчика – а остальные уже жались у запертой калитки.

Но медведя прекрасно было видно и оттуда. Он косолапо вышелна середину, громадный, неуклюже-грациозный, встал столбиком, шумно нюхаявоздух, развернулся в сторону людей на помосте, коротко, утробно прорычал. Иостался на том же месте – видимо, давно успел сообразить, что людей с этих двухнасестов ему ни за что не стащить, а потому не стоит и суетиться. Медведь –животное умное, не зря таежный кочевой народ верит, что человек именно откосолапого амикана[5] и произошел... Как любил говариватьмайор Султреков, поддавши, «аю-аю – это вам не баю-баю».

Мазур подошел к краю, осторожненько попробовал барьердержится вроде бы прочно. Медведь разглядывал его с нехорошим интересом, пустивиз пасти струйку слюны. В тайге, в это время года косолапый почти всегдабезопасен – но этот, Мазуру чутье подсказывало, особенный...

На противоположный помост вышли несколько человек. Медведьвраз повернулся к ним. Кузьмич махнул картузом и крикнул:

– Вот вам, господа, и полная свобода выбора! Кто не хочетиграть в хозяйские игры, перекрестись и сигай вниз! Один вот лодырничатьнастроился...

Он посторонился. Двое вытащили на помост отчаянно бьющегосячеловека – странно, но он не кричал, молча пытался вырваться. И тут же верзилы,рывком вздернув его в воздух, перевалили через барьер. Стало видно, что подмышками у него пропущена петля, он повис на толстой веревке, отчаянно сучаногами, обеими руками вцепившись в эту самую веревку, попытался даже по нейвзобраться – но веревку быстро вытравливали, человек опускался все ниже. И тутон завопил так, что волосы вставали дыбом. Медведь оживился, рысцой направилсяк тому месту. Мазур застыл, сжав тесаные доски барьерчика. Нечеловеческие крикипроникали под череп, там, на противоположной стороне ямы, перекинули черезограду свободный конец веревки, и она полетела к земле, свиваясь клубком. Ещеодин жуткий вопль, короткое рявканье зверя – и медведь навалился на жертву,послышался хрип, крики смолкли, слышалось лишь довольное урчание.

Мазур обернулся. Никто не смотрел вниз, все четверо, прячалица, сбились в кучу у запертой калитки – сработал, должно быть, сохранившийсяс первобытных времен инстинкт. Ему самому стало жутко, но он справился с собой,потому что слишком часто видел, на что способны люди в отношении себеподобных...

Покосился через плечо. Медведь, пятясь задом, волокнеподвижное тело прямо под помост – там у него, видимо, было нечто вродеберлоги. Следом, размотавшись на всю длину, тащилась веревка. Кузьмина и еголюдей на помосте уже не было.

Когда их выпустили с помоста, охранники без командыотступили подальше – Мазур догадывался, что вид у него не самый добродушный.Ему нестерпимо хотелось кого-нибудь из них убить, голыми руками, как прекрасноумел. И неглупый Кузьмич не рискнул сесть на повозку – пошептавшись с одним изсвоих, забрал у него коня. В седле он, несмотря на годы, держался неплохо,поводья держал уверенно. Толстяк начал явственно поскуливать, и Мазур хлопнулего по шее, чтобы, не дай бог, не распространил истерику на остальных – Ольга ибез того едва сдерживала слезы, а на Викторию вообще не хотелось смотреть.

* * *

...Вертолет взлетел над заимкой, когда повозка выехала изтайги. Поднявшись метров на пятьдесят, чуть клюнул носом и понесся по прямой, сшелестящим свистом прошел над повозкой, обдав могучей воздушной струей. Лошадизаржали, метнулись вправо-влево, но тут же успокоились. Проводив вертушкувзглядом, Мазур засек направление, в котором она удалилась чисто машинально,как будто это могло на что-то пригодиться... Похоже, вертолет тот же самый.

Один из распахнувших ворота караульщиков шустро подбежал ктяжело слезавшему с коня Кузьмичу, зашептал что-то, тыча рукой в сторонутерема. Кузьмич выслушал, обернулся к вознице и махнул в ту же сторону. Повозкапокатила к парадному крыльцу, окруженная всадниками.

По-прежнему держась поодаль, Кузьмич распорядился:

– Слезайте, миряне, люди на вас посмотреть хотят...

На крыльце показались несколько человек – все в пятнистыхкамуфляжных комбинезонах и высоких ботинках, впереди вышагивал Прохор, одетыйточно так же. Мазур разглядывал незнакомцев так, словно собирался запомнитьнавсегда, а они таращились на выстроившихся неровной шеренгой пленников свосторженным ужасом и легкой брезгливостью цивилизованных людей, угодивших встановище первобытного племени. Определенно это и были иностранные друзьяПрохора – мужики уже не первой молодости, все четверо, но подтянутые, спрекрасными зубами, розовощекие, а сухопарой светловолосой женщине Мазур готовбыл дать с ходу лет двадцать пять, но присмотрелся к ее шее и набавил ещедвадцать. Все пятеро в этой одежде вовсе не казались ряжеными, комбинезонысидели на них на удивление ловко – словом, все выглядят опытными охотниками,крепкими на ногу, сухопарая баба, опережая события, уже смотрит, словноприцеливается по бегущему...

На рукаве у каждого красовалась большая черная нашивка,круглая, с золотым ободком, изображением золотого арбалета в центре иаккуратными мелкими буквами «Охотничий клуб «Золотой арбалет»». Шрифтлатинский: Gunning-club «Golden Arbalest». Ну да, правильно, в английском«gunning» означает именно р у ж е й н у юохоту. Хотя, если уж быть лингвистом, тут более уместно «to poach»[6],подумал Мазур. И уточнил про себя: ну коли уж пошла такая игра, гады, я вамтоже могу устроить «cubbing»...[7]

Поймав взгляд сухопарой блондинки, он усмехнулся и кивнул –небрежно, чуть ли не презрительно. Должно быть, дама поняла нюансы – поджалагубы, вздернула подбородок. Что-то тихо спросила у Прохора, тот ответил ейпогромче, на английском. Мазур расслышал «спешиэл форсиз» и осклабился. Потомгромко спросил:

– Прохор Петрович, а вы их предупредили, что собираетесьдать мне пушечку?

Прохор, ухмыльнувшись, спокойно перевел. Тот, что стоял сним рядом, высоченный, поджарый, обиженно вскинулся, даже сделал шаг с крыльца,громко бросил:

– Переведите этому команчу: так даже интереснее, и добавьте,что я охотился на носорога без подстраховки...

– Команч и так все понял, – ответил Мазур по-английскиже. – До встречи, сэр...