пару лет. Страна! А ты мне про «Визит»… и двери-форточки. Короче, майор. Слушай приказ! Да сиди ты… Сдаёшь «Визит» в архив и со сводной группой убываешь в Душанбе. Местный куратор ведёт странные шашни с местным Первым, да и вообще там всё странно. А посему, пока эта парочка уезжает в Крым здоровье поправлять, вы тупо и быстро вывозите все архивы и хранилище. Легенда – открытие у нас тут ВЦ и оцифровка материалов. Местные – помогут, благо от них-то сигналы и идут… Ну и проверишь там кое-что, не маленький, сам разберёшься.

– Понял, Виктор Семёныч. Всё… так плохо?

– Все ещё хуже, Миш… Гораздо хуже. Кстати, ты в курсе, что наша контора совместно с Генштабом на Римского-Корсакова дом достроила?

– Ну да. А я-то тут причём, Виктор Сем…

– Не перебивай старших! Вот прям сейчас, прямо тут пишешь рапорт на улучшение жилищных условий… Мне лимит на пять квартир выдали.

– Виктор Семёнович! Так есть у меня квартира и на улучшение в очереди стоим… Года два осталось максимум!

Куратор молчал минуты две… а потом выдал непонятное:

– Иногда мне кажется, что странный эксперимент по созданию «советского человека» оказался на диво успешным… Михаил. Это был приказ, и ты его выполнишь, здесь и сейчас. А потом поедешь к папане того пацана, он же у нас целый мотострелковый капитан, да? Ну вот, значит, ты там, размахивая своим удостоверением и давя флёром залётного страшного комитетчика, заставишь написать его такой же рапорт. И после строевой с этим рапортом – ко мне. Понял?

– Так точно…

– Вот и молодец. Коли получится – сам за мальчишкой и приглядишь… Так, я надеюсь, ты знаешь, где в твоём собственном кабинете бумага и ручка? Отлично, садись и пиши.

…Майору квартиру дали через полгода – как раз к возвращению из Душанбе.

Советский Союз прекратил своё существование через два.

Родители Димки от квартиры отказались наотрез – и их тоже можно было понять, хотя дед-полковник не был виноват в том, что, увы, не всесилен.

Всего лишь советский офицер, который – так сложилось – знал о мире несколько больше, чем обычные люди, и ещё с войны – тогда сам ещё такой же майор, как сегодняшний «Миша», – вёл тему «Визит»…

Ну а детский психиатр в девяностых пробился-таки в Москву… но «мировым светилом» так и не стал.

Глава 8. Бесплотные голоса

Скандал вышел безобразный.

…Мама с Лерой приехали домой в воскресенье утром, но на отсутствие Янки волшебным образом не обращали внимания больше суток. Конечно, это можно было бы списать на бурную влюблённость, но даже Янке в такое поверить было сложно.

В понедельник вечером мама, убираясь в комнате, наткнулась на школьный рюкзак… и впервые задумалась: а где тогда дочь, если рюкзак дома? А потом до неё вдруг дошло, что Янку никто уже с пятничного утра не видел, в школе начались каникулы…

И маме стало страшно.

Лера, успокаивая её, прочитал целую лекцию о подростковом бунте, предположил, что Янка просто сидит у друзей… но, набирая дочкин номер, мама была уже на грани истерики, за которой прятался один-единственный вопрос: а что же ты, любящая мать, вспомнила о дочке только через трое суток?

Янка выдержала полминуты маминых воплей, держа трубку на вытянутой руке, и выключила телефон. После чего Тот вдруг встал и коротко спросил:

– Тебя куда провести? В ту арку?

Янка, ещё дрожа после разговора – от злости, обиды, слёз, – только судорожно кивнула.

Тот вывел её в полутёмный коридор, побормотав, что из этой квартиры можно в Ноябрь вывалиться хоть случайно… и потянул Янку к себе.

Ноябрь встретил их промозглым ветром и краешком солнца над горизонтом.

– Надеюсь, мы не пропадём ещё на сутки, – вздохнул Тот.

– Хуже уже не будет…

– Ха! Если она о тебе вспомнит ещё через сутки, она совсем с ума сойдёт.

– Если? – Янку хватило только на односложный вопрос.

– Пока ты в Ноябре, память о тебе тоже в Ноябре, – пояснил Тот. – За редкими исключениями. Поэтому твоя мама спохватилась, только когда мы к Киму в квартиру вышли. Эх, надо было тебя домой сразу уводить… Ладно, идём.

Янка хотела спросить, как же она сама о Тоте всё это время помнила, но потом сообразила – их связывала рыбка.

…Им повезло, они оказались во дворе Янкиного дома буквально через пару минут, и получилось всё представить так, будто Янка действительно всего лишь гостила у друзей.

– Там были мальчики? – с подозрением оглядела зарёванную, пыльную и взлохмаченную дочь мама.

– Были, – с вызовом ответила Янка и захлопнула за собой дверь в ванную. Мать ещё какое-то время стучалось, но Янка открутила кран на полную, быстро разделась и забралась под душ – вымывать из волос пыль Ноября. Там же, под водой, она вдруг заметила следы на правой ладони, похожие на неоттёртую золотую краску. И ладно бы начинающему иллюстратору иметь запачканные в краске руки, да вот только Янка не рисовала ничего…

Воспоминания о полустёртом золотистом лаке на Лениных ногтях и разводах на руках Тота – тогда, у трамвая – пришли уже потом, вечером. Значит, это след архэ?

На кухне мама с Лерой вели бесконечные разговоры – шёпотом, неразборчиво, и от этого было ещё хуже.

…Может, будь всё как раньше – Янка в школе, мама на работе, вечером «привет-привет» и «на ужин то-то» – они бы рано или поздно поговорили… но, оберегая покой материнских нервов, всю мучительно-долгую каникулярную неделю у них прогостил самоотверженный «Лерочка». А ещё на Москву лёг снег, и от одного взгляда за окно Янка испытывала жёсткий приступ желания убить всех вокруг и покончить потом с жизнью, как раз в шекспировском духе.

В школу с наступлением нового триместра она сбежала со смесью тоски и позорной радости, стараясь не думать, что семь уроков рано или поздно закончатся, и придётся возвращаться.

«Почему у меня такое чувство, что мир всё-таки треснул, и вылупившееся чудовище нас сожрало и переваривает, а мы не заметили? Сидим у него в желудке и пытаемся изображать нормальную жизнь. Хоть уже ничего и никогда не будет так, как было…»

Жизнь скрашивали только звонки Тота, да ещё обнаруженный среди прочих танков аккаунта Т-44-100. Очень, очень странные чувства испытывала Янка, гоняя по экрану танк, так похожий на Тэшку…

– Привет, Ян.

– Привет, Тот. – Янка пристроила микрофон наушников на вороте толстовки, натянула капюшон и застегнула куртку. К выходу в мир, полный белой гадости, готова.

– Ну… как школа?

– Ужасно.

– А мама?

– Отвратительно.

– А этот… Лера?

Тут Янка сбилась с шага и с облегчением призналась:

– Всё-таки сбежал к себе.

– Ну, это хорошо, да?

– Бэ-мэ, – неопределённо протянула Янка. Она не маленькая и не слепая. Ясно же, чем всё закончится: однажды Лера переедет к ним насовсем. Или они к нему.

«А может, уговорить маму оставить нашу квартиру мне? Пусть с Лерочкой живёт, медовый месяц,