выяснилось, что Билл без ума от военной истории – особенно его интересовали наполеоновские войны. Мы просидели до закрытия, едва это заметив, и приятельствовали до того самого дня, когда я попал в беду. Порой я вспоминал Билла. Собственно, в прошлый раз, когда я навещал эту Тень, я не заглянул к нему лишь потому, что у него наверняка будет целая куча вопросов о том, что со мной сталось, а у меня крутилось слишком много дел, чтобы найти хорошие ответы на все эти вопросы и при этом наслаждаться его компанией. Вообще я планировал как-нибудь его навестить, когда в Амбере все утрясется. Жаль, но это явно не нынешний случай. И не менее жаль, что встретились мы с ним не в клубном зале.

Билл приехал примерно через час – невысокий, полноватый, краснощекий, виски тронуты сединой. Улыбнулся, кивнул мне. Я к тому времени ухитрился сесть. Попробовал пару раз вдохнуть поглубже и понял, что рановато. Билл взял меня за руку, придвинул стул к кровати. В свободной руке у него был портфель.

– Ну и напугал же ты меня ночью, Карл! Я уж думал, это твой призрак, – признался он.

– Еще бы чуть-чуть, так бы оно и было, – сказал я. – Спасибо, дружище. Как делишки?

– Как всегда, дел выше крыши. Только еще больше.

– А как Алиса?

– Отлично! У нас двое новых внучат – детишки Билла-младшего, двойняшки. – Билл вытащил бумажник и достал из него фотографию. – Вот, полюбуйся.

Я посмотрел на фото и отметил явное фамильное сходство.

– Даже не верится, – сказал я.

– А ты совсем не изменился.

Я криво усмехнулся и положил руку на живот.

– Да, если не считать вот этого…

– Где тебя носило?

– Господи, где меня только не носило! Трудно сосчитать – где я только не был.

Билл помолчал, потом пристально посмотрел на меня и спросил:

– Карл, в какую передрягу ты угодил?

Я улыбнулся:

– Если ты имеешь в виду мои трения с властями, ответ – нет. Все мои передряги остались в другой стране, и вскоре мне придется туда вернуться.

Билл успокоился. Глаза за бифокальными очками блеснули.

– Ты в тех краях кто-то вроде военного советника? – Я кивнул. – А где, можешь сказать?

Я покачал головой:

– Прости.

– Да нет, это я понять могу, – произнес Билл. – Доктор Бейли рассказал мне о том, что, по твоим словам, произошло прошлой ночью. Не для протокола: это как-то связано с твоими делами?

Я снова кивнул.

– Ну тогда все проясняется, – облегченно вздохнул Билл. – Не слишком, но в достаточной степени. Не стану расспрашивать ни о конторе, ни о том, есть ли такая вообще. Я всегда знал: ты джентльмен и человек в этом плане разумный. Вот почему, когда ты исчез, я немного копнул. С моей стороны это было невежливо и даже самоуверенно, однако твой гражданский статус оказался настолько загадочным, а я хотел узнать, что с тобой случилось. В основном потому, что волновался за тебя. Ты не в обиде, надеюсь?

– В обиде? – переспросил я. – Билл, на свете очень немного людей, которым не все равно, что со мной! Я тебе благодарен. И потом, мне самому интересно, что ты такого накопал. У меня все времени не было разобраться с той историей, подбить итоги, так сказать. Может, расскажешь, что ты сумел разнюхать?

Билл открыл портфель и добыл папку в матерчатой обложке. Раскрыл на коленях, выложил несколько желтоватых страниц, исписанных аккуратным почерком. Взял первый лист, сверился с записями и наконец сказал:

– После того как ты сбежал из больницы в Олбани и угодил в аварию, Брандон, скорее всего, исчез, и…

– Стоп! – оборвал я Билла.

– Что такое?

– Не тот порядок, и место не то. Сперва была автокатастрофа, да и «Гринвуд» находится не в Олбани.

– Знаю, – кивнул Билл. – Но я говорил о санатории Портера. Там ты пробыл два дня, а потом удрал, в тот же день попал в аварию, тогда тебя и привезли сюда. Затем на сцене появилась твоя сестра Эвелин. Она упросила, чтобы тебя перевезли в «Гринвуд». Там ты пробыл две недели и снова отбыл по собственной воле. Верно?

– Отчасти, – сказал я. – Особенно последнее. Я уже говорил доктору, у меня неладно с памятью. Два дня перед аварией не помню совсем. Что-то такое насчет Олбани вспоминаю, звенит какой-то звоночек, но все как в тумане. Просветишь меня?

– Конечно, – кивнул Билл. – И очень может быть, это как раз имеет отношение к состоянию твоей памяти. Ты попал туда на основании жалобы…

– Чьей?

Билл расправил листок, присмотрелся и сообщил:

– Твоего брата, Брандона Кори. Лечащий врач – Хиллари Б. Ранд, психиатр. Еще звоночки слышишь?

– Пожалуй, что да, – сказал я. – Давай дальше.

– Ну вот на этом основании и был выписан ордер. Тебя должным образом освидетельствовали, оформили опеку и перевезли в клинику. Теперь что касается твоей памяти…

– Да?

– Я не специалист по методикам и их воздействию на память, но там, у Портера, тебя лечили электрошоком. А потом, как записано в истории болезни, ты сбежал оттуда на вторые сутки. Явно забрал свою машину с местной автостоянки и поехал домой, а по пути угодил в аварию.

– Похоже, что так, – проговорил я. – Да, так.

Поначалу, на какой-то миг, когда Билл начал рассказывать, мне показалось, что меня забросили в какую-то неправильную Тень – все вроде похоже, но не идентично. Теперь я больше так не думал. Рассказ Билла смахивал на правду. Что-то я такое помнил…

– Что касается ордера, – продолжал Билл. – Он был выдан по ложному обвинению, но тогда суд этого выяснить не смог. Настоящий доктор Ранд находился в то время в Англии, и, когда я позже связался с ним, он сказал, что никогда и не слышал о тебе. В офис доктора вломились в его отсутствие. Что интересно, второй инициал у него вовсе не «Б». И о Брандоне Кори он тоже никогда не слыхал.

– А с самим Брандоном что случилось?

– Испарился. Когда ты удрал из санатория Портера, его искали, но найти не смогли. Ну вот. Потом – авария, ты попал сюда, тебя здесь лечили. Позвонила женщина по имени Эвелин Флаумель, представилась твоей сестрой, объяснила врачам, что ты не в своем уме и что семья желает, чтобы тебя переправили в клинику «Гринвуд». В отсутствие Брандона, назначенного твоим опекуном, врачи действовали в соответствии с ее пожеланиями, поскольку более близких родственников у тебя не было. Вот как вышло, что ты попал в «Гринвуд». Через пару недель ты сбежал и оттуда, и здесь моя летопись обрывается.

– Ну