– Наконец-то!

Открыв дверь канцелярии, я чуть не налетаю на какого-то мужчину, который вытягивает вперед правую руку, чтобы остановить меня, пока я в него не врезалась. Я замечаю на тыльной стороне его кисти родинку в форме сердечка, которая выглядит почти как татуировка.

– Осторожно! – говорит он.

Глава 36

Апрель 1998 года

Возвращение из «Новых горизонтов» домой давалось мне непросто.

Мамино отсутствие ощущалось во всем. Теперь я не убегала от своего горя, как раньше, когда РПП позволяло спрятаться от переживаний, зациклившись на своем весе и на том, чтобы воздерживаться от еды. Вернуться к прежним привычкам было соблазнительно, но я знала, куда приведет эта дорожка: туда же, куда она привела Эмили. Но есть дома все равно оказалось трудно.

Негодник казался мне почти волшебным созданием: меня поражало, с какой легкостью он ел. Как вылизывал свою миску изнутри и даже снаружи, чтобы уж точно не осталось ни крошки собачьего корма.

Каждый раз, когда мы с папой были в кухне, Негодник прибегал к нам, наклонял голову набок, поднимал переднюю лапку и вообще старался выглядеть очень-очень умильным в надежде разжиться еще хоть кусочком чего-нибудь съестного.

Порой, когда я заставляла себя есть, то воображала себя своим псом и представляла, как он подъедает всю порцию подчистую, забыв обо всем на свете.

Папа изо всех сил старался разнообразить мой рацион всевозможными блюдами. Я теперь больше не орала, не лезла драться, не швыряла тарелки на пол, а вместо этого делилась с папой своими чувствами.

– Я боюсь, что растолстею от пасты, – как-то вечером призналась я.

– Бояться – это нормально, – успокоил он меня. – Но тебе нужно есть, чтобы расти.

Через неделю после выписки началось амбулаторное лечение. Реабилитационный центр находился в Западном Голливуде: примостился на Сансет-Стрип среди легендарных достопримечательностей вроде ночных клубов Whisky a Go Go, Viper Room и Comedy Store. Ближе к нашему дому ничего подходящего не было, и папа отвез меня туда.

Там в простеньком тесном кабинете с единственным маленьким окошком я трижды в неделю ужинала с такими же выздоравливающими от расстройства пищевого поведения пациентками. Помимо того, что дело происходило не в стационарной лечебнице, главное отличие от «Новых горизонтов» заключалось вот в чем: в группе не было девчонок моего возраста. Самой юной из моих новых товарок уже стукнуло девятнадцать, а остальные давно перешагнули двадцатилетний рубеж.

Поскольку эти пациентки были существенно взрослее, у меня, подростка-старшеклассницы, не хватало воображения представить масштабы всего того, что похитило у них РПП: высшее образование, профессия, брак… Они лишились этого по вине болезни, и на фоне карьерных высот и благополучных семей их сверстниц потери выглядели особенно внушительно.

Джинни, которой было двадцать шесть, горько плакала, когда говорила о женихе, только что порвавшем с ней из-за ее РПП.

– Он сказал, что я по-прежнему ставлю болезнь выше нашего совместного будущего и что он потерял надежду на перемены. Я не виню его, – добавила она, – потому что и сама уже ни на что не надеюсь.

Другую женщину, Кармен, недавно уволили из юридической фирмы, когда она потеряла сознание во время встречи с адвокатом противоположной стороны.

– Партнеры сказали, что не возьмут меня назад без заключения лечащего врача. Но арендную плату мне никто не отменял. И счета приходят по-прежнему. Пособия по безработице ни на что не хватает. Если меня не восстановят в должности, то, боюсь, рекомендаций мне тоже не видать, и я не смогу больше никуда устроиться. – Она покачала головой. – А самое печальное, что, когда меня только взяли в фирму, я считалась перспективным сотрудником.

Сюзи, двадцатидвухлетний графический дизайнер, была на грани увольнения из-за одержимости физическими упражнениями.

– Напротив нашего офиса тренажерный зал, и я ходила туда во время обеда. И во время каждого десятиминутного перерыва тоже, чтобы пробежать по беговой дорожке милю. Начальник стал это замечать. Ясное дело, без всякого восторга. На прошлой неделе в тренажерном зале аннулировали мой абонемент и запретили приходить: там боятся, что я могу умереть на беговой дорожке. Поэтому я купила тренажер с доставкой на дом и всю неделю опаздывала на работу, потому что мне не заставить себя перестать тренироваться. Вчера начальник сделал мне последнее предупреждение.

Помнится, я чувствовала себя не в своей тарелке среди этих женщин и жалела, что тут нет девчонок моего возраста, но наше совместное времяпровождение все же шло мне на пользу. Слушая рассказы подруг по несчастью, я понимала, что смерть – не единственная пакость, которой можно ждать от РПП. Эта болезнь способна также сломать человеку судьбу и выбросить его на задворки жизни.

Их истории меня потрясли. Я хотела полной жизни, о какой, я знала, мечтала для меня мама, но выздоровление только начиналось: я пока что плавала на мелководье и не вышла в открытое море. То и дело приходилось напоминать себе слова доктора Ларсен о том, что она в меня верит. Это помогало держаться, особенно если учесть, что мне вот-вот предстояло вернуться в школу и, хочешь не хочешь, нырнуть в куда более глубокие воды.

Глава 37

Я сижу за столом перед компьютером в библиотеке Нью-Йоркского университета и разыскиваю в соцсетях его выпускников. Обнаруживаются тысячи имен. У меня нет времени изучить каждый профиль, чтобы проверить, не поступил ли его владелец в Тиш осенью 1973 года одновременно с моей мамой.

Наконец я оставляю в покое клавиатуру, закрываю глаза и пытаюсь проникнуть в дальние уголки своей памяти в поисках каких-нибудь имен, которые мама, может быть, называла в связи с университетом, но в голову ничего не приходит. Я встаю, оставив вещи на столе, и выхожу позвонить Перл. К счастью, та снимает трубку.

– Привет, это Беатрис, – говорю я.

– Как дела? – спрашивает она.

– Нормально, но у меня есть вопрос. Мама никогда не упоминала кого-нибудь из своих друзей по Нью-Йоркскому университету?

Перл отвечает не сразу.

– Ты что, пытаешься вычислить того мужчину, про которого мне говорила?

– Нет, я стараюсь разобраться, что случилось с мамой в Нью-Йорке и почему она, по вашим словам, была так рада расплеваться с этим городом.

– У нее была подруга из университета, которая как-то у нас останавливалась, – вспоминает Перл.

– Вот как?

– Да, бродвейская актриса. Она приехала в Лос-Анджелес на один сезон, надеясь добыть какую-нибудь роль на телевидении. Кажется, из этого ничего не вышло, потому что она так и не перебралась в наши края.

– Не помните, как ее звали?

– Может быть, Лиз? Или Полли? Не