старомодном розовом фартуке черными письменными буквами выведено имя «Мейбл». Надпись порядком выцвела.

– Что возьмете? – спрашивает официантка.

– Кофе, черный, – отвечаю я.

– И все?

Я киваю.

Она окидывает меня быстрым взглядом.

– Не обижайтесь, дорогуша, но выглядите вы неважно. Бледноваты что-то. Как насчет рогалика? Вам только на пользу пойдет.

На самом деле я уже в таком состоянии, что сомневаюсь, смогу ли протянуть без еды хоть какое-то время. Самочувствие и вправду поганое.

– Хорошо, – уступаю я.

Когда официантка возвращается с рогаликом, я намазываю его краешек творожным сыром. Но стоит только откусить немного, РПП начинает смешивать меня с дерьмом: «Неудивительно, что у тебя такая хреновая жизнь, раз ты даже от несчастного рогалика отказаться не можешь. Ты жалкая, слабая…»

Я роняю рогалик на тарелку и швыряю на стол купюру в двадцать долларов, задев ее подвеской маминого браслета. Потом встаю и собираюсь уйти, и тут звонит мой телефон. Номер нью-йоркский, но не принадлежит Полу. Может, он звонит с другой симки? Я снимаю трубку и говорю:

– Алло.

– Здравствуйте, это Беатрис Беннет? – спрашивает какая-то женщина.

– Да…

– Говорит Рамона Марино.

Рамона Марино? Затуманенный изголодавшийся мозг не может сообразить, кто это.

– Из больницы Белл, – поясняет она. – Вы вчера связывались со мной по поводу истории болезни вашей покойной матери.

Теперь я припоминаю, что эта женщина была единственной из всех сотрудников медучреждений, куда я звонила, кто взял мои контактные данные.

– Здравствуйте, – говорю я.

– Как выяснилось, у нас есть запись, касающаяся вашей матери, – сообщает она.

– Правда?

– Да, но я не имею права сообщать вам подробности, пока вы не подъедете со свидетельством о смерти и удостоверением личности. И выслать вам копию по электронной почте я не могу. Вы упомянули, что живете в Лос-Анджелесе, поэтому я не совсем понимаю, как нам с вами…

– По правде говоря, сейчас я как раз в Нью-Йорке, – перебиваю я ее.

– О, отлично, – говорит она. – Я нахожусь не в самой больнице, а в административном корпусе. Это соседнее здание. На четвертом этаже.

Рамона диктует адрес. Я записываю его на салфетке, собираюсь уйти, и тут ко мне снова подходит Мейбл в розовом фартуке.

– Вы почти ничего не съели. – Она показывает на рогалик, от которого я откусила всего разочек.

– Я спешу, – заявляю я.

– Давайте упакую вам его навынос, – предлагает официантка.

– Не надо, спасибо. – Я беру со стола двадцать долларов и вручаю ей. – Сдачу оставьте себе.

– Спасибо, – говорит она и кладет руку мне на плечо. – Только не забывайте беречь себя.

Я киваю и ухожу.

Глава 34

Апрель 1998 года

– Мы готовим тебя к выписке, – сказала доктор Ларсен во время нашего ежедневного сеанса психотерапии.

– К выписке? – переспросила я, и это слово застряло у меня в горле.

– Да.

– Почему?

– Потому что пора. Ты уже готова, – ответила психотерапевт.

Однако я совершенно не чувствовала себя готовой. Хотя и были конкретные признаки того, что мое выздоровление идет своим чередом, – например, мне вернули обувь и одеяло, а еще расширился ассортимент блюд, которые я съедала со все большей легкостью, – я все равно пришла в ужас. Тем, кто привык к жестким установкам расстройства пищевого поведения, перемены даются нелегко, и я не была исключением из правил.

С тех пор, как меня доставили в «Новые горизонты», прошло три с половиной месяца, и за это время доктор Ларсен, старшая медсестра, Айрис из столовой, Кайл и прочие сотрудники центра стали мне, по ощущениям, почти родными. Мысль о том, чтобы расстаться с ними и вернуться в дом, где нет мамы, прямо-таки выбила меня из колеи.

– Я не хочу выписываться, – призналась я доктору Ларсен.

– Это можно понять, – кивнула она.

– А если у меня будет срыв?

– Я же никуда не денусь, – напомнила доктор Ларсен. – Но имей в виду, что ты больше не та девочка, которую привезли сюда в январе.

– Откуда вы знаете?

– Ты сама сказала, что не хочешь выписываться и боишься ехать домой.

Я обдумала ее слова. На момент поступления в центр мне хотелось только одного: убраться оттуда.

– Еще меня беспокоит, как все будет в школе. Смогу ли я продолжать выздоравливать, – объяснила я доктору Ларсен.

– Несколько раз в неделю у тебя будет амбулаторная программа неподалеку от дома, станешь ходить туда по вечерам. А еще соберешь группу поддержки для выздоравливающих от РПП. Ты будешь не одна. Учителя помогут тебе догнать класс. Сможешь заниматься и летом тоже.

Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и наконец призналась:

– По-моему, без вас мне не справиться.

И тут я поняла, что с тех пор, как не стало мамы, доктор Ларсен была для меня ближайшим подобием материнской фигуры. Расставание с ней напоминало о смерти мамы, как бы вторило этой потере.

– Я верю, что ты справишься. Ты научилась противостоять РПП, самому свирепому врагу, а значит, справишься с любыми задачами, которые подкинет жизнь. У тебя масса поводов для гордости! А я никуда не денусь и постараюсь, если нужно, тебя поддержать. Ты всегда сможешь ко мне обратиться.

– И когда вы меня выпишете? – спросила я, смаргивая слезинки.

– Через пару дней, – сказала она.

Через два дня я спустилась по той же лестнице, по которой кралась на цыпочках несколько месяцев назад, пытаясь сбежать. Но на этот раз в руках у меня была сумка с вещами и я направлялась домой. Все сотрудники выстроились в гостиной. Увидев меня, они стали аплодировать.

Доктор Ларсен вручила мне на прощание книгу с добрыми пожеланиями от всех сотрудников центра. Потом обняла и шепнула на ухо:

– Это не конец. Это начало твоей новой жизни.

В то время я понятия не имела, что больше чем через десять лет доктор Ларсен снова появится на моем горизонте при совсем иных обстоятельствах.

Глава 35

Рамона снимает копии с маминого свидетельства о смерти и моих водительских прав. Этой блондинке тридцать с небольшим; длинные волнистые волосы, которые неплохо бы вымыть, зачесаны назад и увенчаны тонким серебристым обручем со стразами.

– Спасибо вам за помощь, – говорю я ей.

– Моя мама умерла, когда мне было десять лет, – отвечает администратор. – Так что я знаю, каково это, когда пытаешься после смерти близкого человека собрать по кусочкам его жизнь.

– Соболезную вам, – произношу я.

– Мне столько всего хотелось бы у нее спросить – и всякие глупости, и кое-что серьезное. Понимаете, о чем я?

Я киваю.

– Как понять, нашла ли я своего избранника или это только кажется? Есть ли у меня аллергия на пчелиный яд? Нормально ли