— Я задам тебе несколько вопросов. Если на ответ у тебя уйдет больше пяти секунд, результат будет тот же, — объясняю я, пока он задыхается от боли, пытаясь сохранить рассудок — хотя это не принесет ему никакой пользы.

— Как твой босс Романо вышел на Лео Риччи? — спрашиваю я, подавляя приливы гнева и горя, которые пытаются нахлынуть в равной мере.

Он молча смотрит на меня, его челюсти сжаты так сильно, что дрожат.

Итак, я перемещаюсь на дюйм ниже по его груди и снова разрезаю его плоть, медленно и уверенно.

На этот раз он не может сдержаться. Он издает рев, который отражается от стен, а его лицо становится почти багровым от агонии.

Я откидываюсь назад и жду. Я терпеливый человек, когда это может принести пользу.

— Хорошо, давай сделаем это еще раз, — говорю я, когда Барзини привыкает к периодическому болезненному ворчанию.

— Как твой босс вышел на Лео Риччи?

Он пристально смотрит на меня, но ответ прямо на кончике его кровоточащего языка.

— Аguа, — выплевывает он.

Мне это знакомо. Это ночной клуб на территории Романо, где посетители танцуют и пьют всю ночь напролет на первом этаже, в то время как под ним происходит другой тип плотской деятельности.

— Продолжай, — говорю я.

— Босс наблюдал за ним каждую ночь в течение двух недель, видел, как он напивался и каждую ночь использовал новую шлюху, пока его демоны не вытрахивали все из них. Все, что Романо нужно было сделать, это предложить ему чемодан денег и билет в один конец на Кубу, и он сдался, как киска.

Я сохраняю пустое выражение лица, но под маской скрывается буря эмоций. Лео ни разу не упоминал о борьбе, о демонах, до самой ночи своей смерти. Я ни черта не подозревал. Возможно, если бы я был внимательнее, то смог бы чем-то ему помочь.

Я помещаю кончик ножа на несколько дюймов ниже второго пореза и говорю Барзини.

— Выполнив несколько указаний Романо, Лео начал говорить ему нет.

Я нажимаю сильнее.

— Что Лео отказался делать для Романо, даже зная, чем для него может обернуться отказ от сделки?

Барзини выплевывает комок кровавой слюны и качает головой.

— Если я скажу тебе это, я мертвец.

Мы с Данте смеемся. В звуке мало веселья, но он все равно кажется здесь неуместным.

— Ты уже мертвец.

Может, я и злой ублюдок, но в целом я честный. Без пиздежа. Никакой ложной надежды.

Он отводит взгляд, смотря на порезы на своей груди и дряблый живот, залитый кровью. Но ничего не говорит. Кажется, ему нужно немного больше мотивации.

Я вынимаю нож из груди Барзини, крепко сжимаю рукоятку и вонзаю одним жестоким ударом, пронзая его правое запястье и перерезая срединный нерв.

— Стоп, — кричит он, когда я выдергиваю лезвие и поднимаю его, готовясь ко второму удару.

— Я… скажу тебе, пожалуйста, прекрати.

Я отвожу нож в сторону, ожидая, пока кровь капнет с кончика на пол.

Он задыхается на мгновение, затем смотрит на меня. Его глаза сузились от боли, но он улыбается. Кровь заливает его зубы и капает с нижней губы, создавая одну из самых гротескных улыбок, которые я когда-либо видел.

— Лео Риччи… должен был убить тебя.

Что?

Барзини продолжает.

— Романо хотел, чтобы ты умер, и он хотел, чтобы твой человек сделал это, чтобы твои сторонники не попытались ему отомстить.

Мое сердце бьется сильнее. Блять, неужели это правда?

— Ma che cazzo?40 — ругается Данте, повторяя мои мысли.

Я заставляю волну вины и сожаления подняться глубоко внутри меня. Лео не предал меня. Он не зарылся в глубокую темную яму и не убил меня. Несмотря ни на что.

Я сжимаю нож крепче. Барзини предоставил мне всю информацию, которую я от него хотел. Он теперь бесполезен. И он это знает. Я вижу это по беспомощной ненависти в его глазах.

— Гори в аду, pezzo di merda,41— извергает он прямо перед тем, как я одним быстрым ударом прошелся лезвием по его горлу.

За считанные секунды он затих. Человек, убивший моего лучшего друга, мертв. И я не чувствую облегчения, потому что это только начало всей этой чертовой кровавой войны.

Нож со стуком падает на пол, когда я смотрю на свою последнюю добычу, и новое беспокойство разливается по моим венам.

— Ты знаешь, что это значит, Нико?

Я чувствую руку Данте на своем плече.

Я коротко киваю ему.

— Война.

Романо был одним из Капо моего отца в начале его правления, но в тот момент, когда отец вывел наркобизнес из Наряда, Романо, вместе с несколькими другими Капо и десятками опытных людей, ушел. Отец не хотел уничтожать Романо, потому что они были друзьями детства.

И теперь он, не колеблясь, убьет сына человека, который пощадил его, несмотря на его предательство. Это лишь доказывает, что в этом темном мире действительно нет места милосердию. Только любовь заставляет нас думать, что есть.

Я говорю сквозь стиснутые зубы.

— Паскаль Романо принял наше милосердие за бездействие, и теперь ему придется заплатить.

— Согласен.

Данте проводит рукой по своим слишком длинным волосам — движение, которое теперь напоминает мне о братьях из Друидов-Жнецов, которые любят отращивать волосы. И, конечно, я думаю о Софи, которая не хочет идентифицировать себя с ними, но не может заставить себя отказаться от них.

Голос Данте возвращает меня в настоящее.

— На данный момент либо убить, либо быть убитым. Я слышал, Романо общается с мексиканским картелем.

Я перевожу взгляд на Данте.

— Ты уверен?

— Не на сто процентов, но догадки моего информатора вряд ли когда-нибудь были недостоверными.

— Тогда его нужно быстро подавить, прежде чем он мутирует во что-то совершенно неуправляемое.

Мексиканский картель ведет серьезный бизнес по торговле людьми, что я строго запретил на своей территории. К сожалению, бизнес прибыльный. Если Романо действительно связался с картелем, он, вероятно, хорошо финансируется и поддерживается ими.

— Возьми выходной, Данте. Соберите людей на инструктаж через несколько дней.

Я собираюсь уйти, но затем останавливаюсь и поворачиваюсь, чтобы добавить.

— Я имею в виду всех людей.

— Де Лука тоже?

Орландо Де Лука — самый старый и могущественный Капо. К сожалению, он также является самым бесправным, и в чей преданности необходимо вновь убедиться. Я хочу его полной преданности, но единственное, чего этот человек хочет больше всего, — это зятя Вителли.

— Особенно Де Лука, Данте, — настаиваю я. — Пришло время всем объединиться против нашего общего врага.

— Ты уверен? — Данте приподнимает бровь, и на его лице медленно