Алексей вновь развернул смятую бумажку и прочел все отначала до конца.

“Милостивый государь! — было написано по-русски, мелким, толи небрежным женским, то ли скупым мужским, почерком.

— Спешу довести до вашего сведения, что в Риге на дняхпоявилась небезызвестная мадам Ш., от баснословной алчности коей лишь недавноизбавилось русское общество.

Помните эти билетики на ее выступления, кои распространялисьпо подписке — тысяча рублей за место? Мадам Ш. не оставила привычки блистать напублике. Дама сия намерена быть завтра на общественном гулянье близ Домскогособора, причем собирается выставить на обозренье знаменитые жемчуга генеральшиКутузовой.

Вы, конечно, знаете эту историю, в свое времяскандализовавшую все приличное общество С.-Петербурга. В Риге об этом, как,впрочем, и о самой мадам Ш. вряд ли кому известно, так что особа сия можетвполне потворствовать своей беспримерной наглости.

Конечно, есть люди, которые рады были бросить ей в лицо все,что накопилось, однако, увы, к ней теперь и подступиться не подступишься. Этаувядающая Клеопатра всюду таскает за собою молодого человека, никому неизвестного ничем, даже именем, а только лишь своим прозвищем — Рыцарь-убийца.

Ходят слухи, что он по уши влюблен в мадам Ш. и спуску недает никому, кто осмелится бросить в ее сторону мало-мальски косой взгляд.

Молва гласит, что он буквально на днях убил в Петербурге надуэли небезызвестного генерала Т., с коим Вы, милостивый государь, встречались11 марта за дружеским ужином в Лейб-кампанском корпусе (verbum sapienti! [28]),— убил только за то, что означенный генерал позволил себе намекнуть, а несостоит ли мадам Ш. в агентах Первого консула, и не плясал ли таким образомимператор под французскую дудку, когда посылал русских казаков на погибель вИндию?

Не секрет, что мысль сия была ему внушена графом Кутайсовым,который частенько навещал постель нашей любительницы жемчугов…

Пишу Вам обо всем этом лишь с одной целью: умолять Вас ни вкоем случае не встревать в разговоры с мадам Ш. и не отвечать на издевкимолодого задиры. Остаюсь вечно ваша — незнакомая доброжелательница”.

“Ваша незнакомая доброжелательница!” Как же, рассказывайте —незнакомая! Алексей ни мгновения не сомневался, что письмо сочинено самой мадамШ. — вернее, Луизой Шевалье.

И уж такой она была доброжелательницей бедняге Скарятину,что не пожалела никаких сил, даже не пощадила своего имени, чтобы как можносильнее раззадорить простодушного задиру-капитана.

Она, очевидно, хорошо знала натуру этого человека,принадлежавшего к числу тех забияк и бретеров, для которых всякоепредостережение кажется оскорблением, мгновенно обращается в своюпротивоположное!” и только подливает масла в огонь ссоры.

Скарятин был человеком безудержным… И уж, конечно, егодолжна была вывести из себя весть о гибели “генерала Т.” — Алексеева дядюшкиТалызина.

Наш герой сразу смекнул, о ком здесь речь, хотя намеки накакой-то там ужин 11 марта остались ему неясны. Verbum sapienti… ну, знать, онне умный!

А Скарятин все понял — со всех ног ринулся в ловушку, умелорасставленную мадам Шевалье, — и… и Рыцарь-убийца оправдал свое название,Алексей схватился за голову.

Господи, боже, творец наш! Да чем же ты думал, когдасоздавал этих бездушных, бесчувственных, лживых, хладнокровных исчадий —женщин?!

Правду говорят люди опытные: каждая из них — Далила, ледиМакбет, и это еще можно счесть за комплимент!

Первая любовница Алексея хладнокровно вовлекла его во грех —вполне возможно будучи в курсе того, что в спальне остывает тело ее задушенноголюбовника.

“Нет, она не знала, она тут ни при чем!” — чудилось,вскричало что-то в его груди… ну да, глупое сердце, что ж еще!

И как ни был Алексей озлоблен сейчас против всех женщин насвете, он не мог не задрожать, вспоминая, как поцарапывал его грудь острый коготок,описывая дразнящие круги вокруг соска, а потом… потом, совсем уже потом! — оназахватила губами его пальцы, средний и безымянный, и до тех пор ласкала луночкивозле ногтей своими губами и языком, пока наслаждение не стало совсем ужнепереносимым, и он не… Вот именно!

Алексей несколько раз быстро, сильно стукнул себя по лбу,изгоняя воспоминания, от которых штаны вдруг сделались ему тесны, и заставилсебя задуматься о мадам Шевалье.

Тоже хороша пташка, ничего не скажешь! Сначала диковиннымобразом спасла ему жизнь (как зарекомендовавшему себя убийце!), потом щедро, нуочень щедро вознаградила “объедками с императорской тарелки”, а потом обреклана смерть.

Что, если бы Скарятин не допустил рокового промаха и вместонего нанизанным на шпагу оказался бы Алексей? Скатилась бы хоть одна слезинка снарумяненного личика мадам Шевалье на ее знаменитые жемчуга? Или онаозаботилась бы лишь тем, что теперь надобно искать нового убийцу для Скарятина?

Кстати, а зачем ей это надо было — непременно избавиться отСкарятина? Искаженное лицо Луизы всплыло перед глазами Алексея, ее рот, тоцелующий белый шарф, то жадно шепчущий: “Этим шарфом был задушен император!”

За эту смерть Скарятин сам был обречён на смерть… Алексеймог оказаться раненым, но даже самая малая из нанесенных им капитану царапиндолжна была сделаться для того смертельной.

Лезвие шпаги было испачкано вовсе не засохшей кровьюкакой-то там давней жертвы — это был яд, Алексей понимал это сейчас так жеясно, как если бы сам видел руки коварной Луизы (или Жан-Поля, или Огюста —какая разница!), наносящие зелье на острие.

Скарятин был обречен, потому что он задушил императора.Талызин был обречен, потому что он не захотел или не смог спасти императора отсмерти. Алексей был спасен, потому что убил Талызина, нет, его он не убивал,убил только Скарятина, сделавшись игрушкой в руках женщины… в руках судьбы.

Судьба — ведь тоже женщина. Фортуна! Участь! Доля!

Алексей схватился за голову и бросился бежать, сам не знаякуда, только бы не видеть этого сонмища женских лиц, кружащихся вокруг него.Странным образом вернула самообладание мысль о том, что слово “рок” все-такимужского рода. А также — Случай. Счастливый случай… Вдруг хоть этот окажетсямилостив?

Может, и окажется — если и сам Алексей поступит как мужчина,а не как женская утирка. Сейчас: главное — избавиться от навязчивой Судьбы,которая влачит его, словно река мусор, попавший на стремнину.