class="p1">— Однажды в седьмом классе я увидел, что мальчик, выступавший после меня в Линкольн-центре, одержим музыкой. Я был совсем не такой. Играть умел, но не чувствовал музыку, как он. И тогда я понял, что мне нужно не фортепиано, а мастерство. Стал размышлять, чему бы хотел научиться по-настоящему.

— Футболу?

— Будь проклят, У! — Марк дотягивается до коктейля Рика и забирает его, челка цвета молочного шоколада падает ему на глаза. — Вот так ты и занял мое место в Йеле.

Подмигнув мне, он осушает бокал Рика. Я усмехаюсь.

— Ты же занимаешься бегом в Калифорнийском, — парирует Рик. — Ты один из самых умных парней, которых я знаю. Если тебе от этого станет легче, Бенджи поступил на мое место в Принстоне, хотя потом и передумал.

— Ты не можешь этого знать, — возражаю я. — Нельзя говорить, что ты не попал туда из-за него.

— Подумай хорошенько. — Марк машет рукой в сторону толпы цзяньтаньцев. — Здесь все подавали заявления в одни и те же вузы. Все мы, американские азиаты, в одной лодке. Один китаец с идеальным академическим тестом[62] проходит, другой — нет. Квота.

— Опять права качаешь, — говорит Рик. — Они утверждают, что никакой квоты не существует.

Марк презрительно фыркает:

— Утверждают! Так они тебе и признаются.

Рик впивается большим пальцем в свои шрамы, голос его дрожит:

— Мир не ограничивается Лигой плюща. Если ты чего-то стоишь — значит, стоишь.

— Так вот истинная причина, по которой ты бросил пианино? — поддеваю его я.

— В средней школе я был заморышем. В спортзале половину девушек разбирали по командам до меня. Капитаны команд, которым я доставался, закатывали глаза. Сущая пытка. В конце восьмого класса к нам пришел вербовать новобранцев футбольный тренер из старшей школы и посулил вечную славу и почет. Вернувшись домой, я на коленях умолял маму разрешить мне бросить музыку.

— И она согласилась? Так сразу?

— Мама никогда не донимала меня насчет школы или увлечений — правда, у нее имеются кое-какие претензии ко мне. — По лицу Рика пробегает тень. — Кроме того, она страдает ревматоидным артритом, и это не может на ней не сказываться. Ко всему прочему родители в тот момент разводились. Видимо, это помогло мне настоять на своем.

— О, сочувствую.

Я закусываю губу. У мамы Дженни Ли тоже ревматоидный артрит, и она передвигается в инвалидном кресле. Как же я ошибалась, считая Рика каким-то дроном под управлением родителей!

— Белл-Люн, ты с нами? — кричит парень из-за игрового стола.

— Спасибо за выпивку, У. — Шутливо салютнув, Марк отваливает. Рик кладет под опустевший стакан большую зеленую купюру, придвигает ко мне тарелку с печеньем из клейкого риса и спрашивает:

— Что нужно, чтобы стать профессиональной танцовщицей?

— Профессиональной танцовщицей? — От неожиданности я давлюсь печеньем. — Ты так решил, увидев меня в клубе?

В ответ слышится невозмутимое «ага».

— Мне придется проходить отбор в Нью-Йоркский балет. Или в бродвейское шоу. Вот такая ерунда. — По моему тону ясно, что это невозможно.

— Ну, почему бы не попробовать?

— Потому что танцы — не профессия.

— Футбол тоже, после Йеля в профессиональный спорт не уходят.

— Я подала заявление в Тиш, — признаюсь я. После Меган я ни с кем еще это не обсуждала. — И меня выбрали из списка кандидатов.

— Это Нью-Йоркский университет, верно? — присвистывает Рик. — Весьма серьезное заведение.

И все же мне кажется самонадеянным говорить об этом. Кто-то получил из Тиша письмо о зачислении, но передумал, тогда приемная комиссия извлекла на свет божий список кандидатов и почему-то выбрала меня.

— Я отказалась. Мы не можем себе этого позволить. — Даже с надеждой на ту крохотную стипендию, за которую я хваталась, как утопающий за соломинку, один-единственный день. — Зато в воскресенье у меня просмотр на «Лебединое озеро», — быстро добавляю я. — Будет весело.

— Круто. Где?

— В маленькой балетной студии. Я поеду на метро от твоей тети.

— Можно мне посмотреть?

— Серьезно? Тебе хочется?

— Профессиональное любопытство. Я был на дюжине футбольных просмотров, а на танцевальном — ни разу. Тебя будут взвешивать? Щупать мышцы?

Я хохочу:

— Тебя ждет большое разочарование. Я готовлю отрывок…

Сильный удар в спину толкает меня на Рика, и тот расплескивает на нас воду из своего стакана.

— Ой, извините…

Я оборачиваюсь и вижу крупного рыжеволосого парня с татуировками в виде китайских иероглифов, заказывающего у бармена май-тай.

— Приве-е-ет, чика, — лыбится он. — Хочешь потанцевать?

Чика? Фу!

— Нет, спасибо. Я отдыхаю.

— Как насчет того, чтобы отдохнуть со мной? Ты самая симпатичная азиаточка, которую я здесь встречал.

Двухсотфунтовая туша придавливает меня к стойке бара. От парня разит алкоголем и потом. Я пытаюсь отпихнуть его, но это все равно что пытаться сдвинуть кирпичную стену.

— Мне… (усилие) и так… (еще усилие) неплохо…

— Извини, старик, — Рик хладнокровно отталкивает незнакомца, — она со мной.

Спокойствие. Мне хочется посильнее пнуть этого недоумка. Но вместо этого я беру Рика под руку и кротко улыбаюсь.

— Эй, парень, я тебя не заметил. Виноват.

Несостоявшийся ухажер чуть не кланяется в ноги, извиняясь перед Риком — а Рик что, подрос на несколько дюймов?

— Прости, — говорит мне чудо-мальчик, когда парень уходит. — Я не собирался тебя спасать, но ведь этот чудик тебя не прельстил, правда?

— Нет, ты все правильно понял. Спасибо. — Я заставляю себя выпустить его руку. — До чего противны его извинения. Будто я твоя собственность.

Рик морщится:

— Я знаю таких, как он.

Любителей азиаточек.

— Может, он вовсе не такой, — говорю я. Но с подобным, бьюсь об заклад, сталкивались большинство американок азиатского происхождения. В прошлом году, сидя с Меган за кофе, я объясняла ей, что это совсем не лестно для нас, поскольку основано на стереотипах, не имеющих отношения к нашей сущности, и напоминает мне, что со стороны я выгляжу по-азиатски, независимо от того, какой ощущаю себя в душе.

Я корчу гримасу:

— Вроде бы знаешь, что подобные типы существуют, но все равно бесишься, сталкиваясь с ними в жизни.

Я тянусь за своим стаканом, но Рик ловит меня за Руку:

— Эй, можно тебя попросить?

Ладонь у него шершавая. Она так близко, что я улавливаю свежий запах травы, словно навек впитавшийся в кожу Рика на футбольном поле. Внезапно я ловлю себя на том, что не могу смотреть ему в глаза.

— Что?

— Если хочешь проверить кого-то, перед тем как завязать отношения, спроси меня. Я скажу, все ли с ним в порядке.

— А откуда такой интерес к моей личной жизни? — неестественно высоким голосом осведомляюсь я.

Я все еще не в силах встретиться с ним взглядом. Но, прежде чем Рик успевает ответить, наше внимание