существует черная дыра, которая издает си бемоль на пятьдесят октав ниже ноты до первой октавы?

— Это самый странный из любопытных фактов, которые мне доводилось слышать.

— Но ведь круто, правда? — сверкая зубами, улыбается Рик.

— Правда, — признаюсь я. — Увлекаешься астрономией?

— В детстве я прочел все асборновские[57] книги о звездах и планетах.

— Ой, я тоже. — Ничего удивительного, однако мне бы и в голову не пришло, что этот парень из Нью-Джерси тоже читал мои любимые книжки. — Почему ты так поздно не спишь?

Не мог уснуть. — Пауза. — Думаю о Дженне.

Значит, скучает по ней. И романтическая луна очень кстати. Софи утверждает, что Рик каждый день звонит и шлет открытки Дженне. Он хороший парень, раз отвез домой едва знакомую пьяную девицу. Вероятно, я его недооценила.

— Привыкла поздно ложиться? — спрашивает чудо-мальчик. — Ты пропустила офигительный завтрак.

Он это заметил?

— Э… Нуда. Я проспала.

— А почему сейчас не спишь?

— Это прозвучит странно.

Рик пожимает плечами:

— Я сам странный.

— Серьезно, — улыбаюсь я. — Иногда привязывается песня, в воображении возникает танец. И мне непременно нужно его исполнить. Вот откуда тот пируэт. — Я киваю в сторону перил.

— Это очень странно.

— Ну спасибо.

— Странно, но круто. Давно ты танцуешь?

— Всю жизнь. Мне было четыре года, когда родители отдали меня в балет.

— Обычное дело. Значит, ты балерина?

— Нет. Я занималась балетом в детстве. Мне это нравилось — и до сих пор нравится. Но не меньше я люблю чирлидинг. И другие направления — джаз, модерн, их сочетание. Знаю, это несерьезно, но я… Я просто обожаю танцевать.

— Хорошо тебя понимаю. Я могу выбрать почти любой вид спорта и в общем преуспеть, но футбол — моя любовь. Стратегия. Командный дух. А тебе что нравится в танцах?

Забавно, насколько легко разговаривать с Риком в полумраке, когда не нужно пялиться на его идеальное лицо.

— Общая энергия. Все двигаются самостоятельно, но при этом скоординированно.

— Как в футболе.

— Разве?

— В каждой игре важна стратегия. И вся команда должна быть заодно.

— Давно играешь?

— Со старшей школы. Это один из тех видов спорта, в которые можно прийти довольно поздно и все равно добиться приличного результата. По крайней мере, достаточного для Йеля. Я не какой, как Марк. Он мог бы стать профессиональным бегуном, если бы не настроился на журналистику.

— Марк такой смешной, — говорю я. — Все эти его рассуждения о разгневанных азиатских мужчинах. И о борьбе со стереотипами.

Рик с минуту молчит.

— Марк — приколист. Мы с ним теперь бегаем на пару.

Да, я видела, как они вместе бегали вдоль реки.

Я набираю в легкие воздуха и наконец решаюсь:

— После похода в «Поцелуй» я нашла в кармане рисунок. Мой портрет. Просто потрясающий.

— Да? — Янтарные глаза Рика непроницаемы. — И кто автор?

— Не знаю.

— Покажи мне его завтра, и я разузнаю, если хочешь.

— Спасибо. Может, это Бенджи? — Боже, как самонадеянно! — Софи говорит, он поступил в Род-Айлендскую школу дизайна… Прошу тебя, ничего ему не говори.

— Я ненавязчиво поинтересуюсь, — отвечает Рик.

В коридоре скрипнула дверь. К нам приближаются чьи-то осторожные шаги, и я вскакиваю:

— Черт, кто-то идет.

Страшно представить, как нас накажут, если застукают: девушка в откровенной маечке наедине с парнем, через несколько часов после отбоя!

Я бросаюсь к глиняному водостоку, спотыкаясь о вытянутые ноги Рика. Эта труба тянется с крыши, находящейся двумя этажами выше, до самой земли. Я перегибаюсь через перила и хватаюсь за нее: твердый, шершавый водосток толщиной с ладонь оказывается гораздо прочнее, чем тонкая жестяная труба за окном моей спальни в родном доме. До внутреннего двора и бетонного крыльца перед главным входом — расстояние в три этажа, но на полпути вниз водосток пересекает узкий выступ на стене.

— Ты же не полезешь? — шепчет Рик, не веря своим глазам, но я уже взобралась на перила и обхватила трубу, словно пожарный перед спуском. Используя кирпичную стену как опору для ног, я спускаюсь по трубе до выступа. В нескольких дюймах от моего носа на кирпичи шлепается птичий помет. Я делаю шаг вбок на узкий карниз, балансируя на носках, и тут рядом со мной оказывается Рик. Я теряю равновесие, но он хватает меня за плечи и прижимает к себе, крепко ухватившись за трубу. Он теплый, от него пахнет травой и зубной пастой. Мое сердце колотится так громко, что вот-вот выдаст нас обоих.

Рик предупреждающе напрягает руку. Над нами, у перил балкона, появляется Лихань в пижаме с узором из огурцов. Он смотрит на луну, которая отражается в его очках и освещает продолговатые контуры щек. В руке вожатого поблескивает маленькая зеленая банка чипсов «Принглс». Мы с Риком как на ладони — стоит Лиханю опустить взгляд, и он нас увидит.

Я теснее прижимаюсь к сообщнику и задерживаю дыхание. Наши тела, разделенные его майкой, потеют. Рука Рика со скрипом скользит по трубе, мы напрягаемся.

Но Лихань как ни в чем не бывало хрустит чипси-ной. Потом еще одной. И еще. Моя спина становится мокрой от пота, нога ужасно затекла. Я придвигаюсь ближе к Рику и шевелю лодыжкой, пытаясь размять ее. Из-под ступни выбивается камешек, пролетает три этажа и звякает по ступеням. Пальцы Рика впиваются мне в плечо, и мы оба замираем. Лихань хрустит очередной чипсиной.

Когда вожатый в конце концов уходит, я глубоко вздыхаю. Его шаги медленно стихают, Рик вопросительно косится на меня. Я киваю, он снова карабкается по водостоку, я следую за ним и наконец перебрасываю руку через перила. Рик хватает меня за запястье и втаскивает на балкон.

— Вот чокнутые, — облегченно прыскаю я. — Не могу поверить, что мы…

— Из-за тебя чуть не вляпались в неприятности. — Рик так резко отпускает меня, что я отшатываюсь назад и цепляюсь за каменные перила. — Они бы позвонили нашим родителям. И вышвырнули нас отсюда.

Ему явно не до смеха.

Я встаю в полный рост, отряхиваю руки:

— Благодаря мне нас не сцапали!

— Не заявись ты сюда, нам бы вообще не пришлось спускаться по этой дурацкой трубе!

— Я имею такое же право находиться на этом балконе, как и ты!

Рик сдвигает медвежьи брови и скрещивает руки на груди, абсолютно уверенный в своей правоте, ведь он — чудо-мальчик. Отлично.

— Ладно, прости, что я чуть не запятнала твое доброе имя. Тебя ведь только это волнует, правда? Если мамочка с папочкой позвонят, можешь свалить всю вину на меня.

И я удаляюсь, не хлопнув балконной дверью лишь из опасения, что прибежит Лихань.