пока там наливают бесплатно, затем берем такси до клуба «Джиджи» и так далее. Возвращаемся не раньше четырех, продираем глаза лишь к обеду, и никто не ломится в наши двери; мало того, мы дружно проваливаем внеплановую контрольную — прощай еще одно правило Ванов! В моей жизни такое впервые, но я заглушаю в себе голос совести. Ведь если набрать достаточное количество штрафных баллов, то не придется выбирать между экскурсионной поездкой на юг и «Лебединым озером». Завидев Драконшу, направляющуюся ко мне по коридору, я разворачиваюсь и удираю на улицу.

Через три недели бурная жизнь, совместное питание, учеба и походы по клубам связывают меня с Софи крепче, чем с большинством моих одноклассников. Секреты, романы, обиды, унижения… Для откровенных задушевных разговоров в ночном вестибюле подходит любая тема.

Появляются еще два рисунка: один под нашей дверью, другой у меня в сумочке. На первом я раскладываю палочки для гадания по «Книге перемен»[59], на втором выхожу в черном платье из такси с горящими в предвкушении глазами.

— Кто это может быть? — недоумевает Софи, когда мы крадемся по коридору, отправляясь в ночной клуб «Омни».

— Понятия не имею, — уверяю я. Все три рисунка сделаны в общественных местах, где находились десятки ребят из «Цзяньтаня». — Он отличный шпион.

Я взволнована. Тайный поклонник! Ведь кроме Дэна, вспыхнувшего недолгой страстью, ни один парень еще не увлекался мною.

В клубе я танцую с Деброй и Лорой в пульсирующих зеленых огнях под классные песни, пока не падаю рядом с Риком в баре и не осушаю в три глотка его стакан воды. Вечно этот вундеркинд попадается мне на пути.

— Привет, — задыхаясь, бормочу я.

— Привет, — ухмыляется Рик, но его улыбка тут же гаснет. Он снова взвинчен: локоть лежит на стойке бара, большой палец правой руки знакомым беспокойным жестом ковыряет подушечки остальных пальцев. Теперь, когда Рик предупредил меня насчет своей переменчивости, я уже не так раздражаюсь. Надеюсь, все его тревоги скоро улягутся.

Огни стробоскопа высвечивают четыре бледных шрама посередине каждого его пальца.

— Должно быть, тебе пришлось накладывать швы. — Всего несколько дней назад я бы не отважилась спросить. — Что произошло?

Рик сжимает кулак и ударяет по стойке:

— Всего лишь небольшая прошлогодняя травма.

— Перелезал через колючую проволоку?

— Что-то типа того.

Повернувшись к костистому бармену, Рик по-китайски заказывает два коктейля из гуавы — мое новое пристрастие. Я добавила в свой словарь еще несколько ключевых гастрономических терминов.

— Я сама заплачу.

Я лезу в карман, но Рик меня уже опередил.

— Я угощаю.

— Э… спасибо. В следующий раз моя очередь.

Рик чокается со мной.

— Это не Бенджи. Он рисует комиксы. Совсем не тот стиль. На тебя запали несколько парней, но я носом нарисую лучше, чем они руками.

— Несколько? — Я наливаю себе еще воды из кувшина. — Кто они?

— Не в твоем вкусе, — отмахивается от них Рик, словно от мух.

— Ну, кто бы ни был этот художник, он снова подкинул нам загадку. — Я достаю из сумочки новые рисунки. — Может, я с ним вообще не знакома.

Рик подносит рисунки к свету. Внимательно изучает их.

— О, ты с ним знакома.

— Что? Откуда ты знаешь? Погоди, ты знаешь, кто это?

— Нет, но он с тобой разговаривал. Вот смотри! — Рик указывает на губы на моем портрете. — Когда ты взволнована, у тебя дергается уголок рта. Ухватил бы он эту деталь, если бы не общался с тобой?

Я смущенно хихикаю. И чувствую, как у меня дергается уголок рта, совсем как на рисунке.

— Э… Раньше мне никто об этом не говорил.

Рик продолжает рассматривать рисунки, я вытаскиваю их из его пальцев и убираю. Он удивленно таращится на меня.

— А как насчет тебя? — осведомляется чудо-мальчик. — Есть какие-нибудь зацепки?

На «Корабле любви» я познакомилась с десятками парней со всех концов Соединенных Штатов и Канады. И, разумеется, время от времени чувствовала проблески интереса к себе, что тоже было для меня непривычно.

— Ну, мы с Сэмом долго беседовали о том, как я была единственной азиаткой в классе, а он, наполовину чернокожий, наполовину китаец, рос в Детройте.

— Сэм крут. Я выясню, как он рисует. Что насчет Дэвида? Слышал, ты консультируешь его по поступлению на медицинский.

— И парни еще называют девушек сплетницами! — Я убираю рисунки, чтобы скрыть румянец удовольствия. — От меня ему мало проку. Эти бакалаврско-медицинские программы совсем другие. Мне ведь уже не придется сдавать отдельный экзамен на медицинский факультет[60].

— Уверен, что от тебя есть прок. — Рик кладет локоть на стойку бара, касаясь моей руки. — Ты объяснила Дэвиду, что главное — это собеседование.

— Он так сказал? Это мнение моего школьного консультанта по высшему образованию. Собеседование показывает, что ты за человек.

Я мрачнею.

— Что такое? — спрашивает Рик.

— Просто размышляю.

— О рисунках?

Нет, о том, как писала заявления в вузы. Как мучилась с циклом Кребса, часами корпела над сочинениями. Собеседования, ожидание, страхи. Я больше не хочу проходить через подобное, но это только начало.

— Да. Выпускной год был сущим адом. Вот почему я сюда поехал — мне необходимо было передохнуть. Упростить себе жизнь хотя бы на лето, прежде чем дерьмо снова намотается на вентилятор, понимаешь?

— Я счастлива, что попала сюда, — признаюсь я. — Не думала, что так получится.

Начинает играть популярный медляк, и на танцполе все дружно вздыхают. Девушки обвивают руками шеи парней, и улыбка сбегает с моего лица. Рик не собирается меня приглашать, но почему я вообще об этом подумала? Мой взгляд падает на Софи; ее огненно-оранжевое платье, точно цветочный лепесток, льнет к одетому во все черное Ксавье, белые руки закинуты ему на плечи, щека прижата к его груди, моя подруга покачивается с закрытыми глазами. Похоже, Ксавье ей действительно нравится, хотя мне не по душе, что она постоянно разводит его на подарки — ананасовое печенье[61] подвеску из натурального камня. Такое ощущение, что это ее способ сквитаться.

Рядом с ними на танцполе целуется взасос какая-то парочка. Еще одна неторопливо тискается под музыку, не обращая внимания на окружающих. Воздух насыщен гормонами. Я отворачиваюсь и тут же встречаюсь взглядом с Риком. Мои щеки пылают еще ярче. Я ставлю между нами стакан:

— Ну-ка, поведай, почему чудо-мальчик променял пианино на скамейку запасных?

Рик ухмыляется уголком рта, и у меня возникает чувство, будто он отлично понимает, что я делаю.

— Тебе нужна стерильная версия? Или правдивая?

— Ты ведь без затей не можешь, так? Давай обе.

На его щеке появляется ямочка, которой я раньше не замечала.