— Винить тебя? — переспросил Джек. — Я слишком потрясен,чтобы кого-то винить. Дай мне пару минут.

— Твой секрет в полной безопасности. Ты, конечно же, нехочешь, чтобы люди, глядя на тебя, говорили: «Эй, это же сын Лили Кевинью». Мнепредставляется, здравая мысль.

У Генри Лайдена были великие уши, это точно.

***

Пока пикап едет по Френч-Лэндингу, шум, заполняющий кабину,не позволяет продолжать разговор. «Грязная сперма» прожигает дыру вмарципановом центре песни «Куда ушла наша любовь» и в процессе творитнемыслимые злодеяния в отношении таких милых, таких домашних «Супримз». Генри,который говорил, что его мутит от таких извращений, сидит, уперевшись коленямив приборный щиток, сложив руки под подбородком, лыбясь от удовольствия.

Напротив «Универмага Шмитта» четверо подростков навелосипедах съезжают с тротуара на мостовую, в двадцати футах от движущегосяпикапа. Джек жмет на педаль тормоза, мальчишки на мгновение останавливаются,потом выстраиваются в линию вдоль тротуара, ожидая, пока пикап проедет мимо.Джек отпускает педаль тормоза. Генри выпрямляется, проверяет свои датчики —органы чувств, принимает прежнюю позу. Генри беспокоиться не о чем. Мальчишки,однако, не понимают, как им реагировать на рев, который с приближением пикапастановится все громче. Они смотрят на лобовое стекло с недоумением, смешанным сотвращением, как их прадедушки когда-то смотрели на сиамских близнецов иличеловека-аллигатора в шоу уродов на ярмарке. Все знают, что водители пикаповслушают музыку только двух видов: хеви-метал или кантри. Выходит, за рулемэтого сидит какой-то выродок?

Когда Джек проезжает мимо мальчиков, первый, крупный,полноватый, со злобным лицом школьного хулигана, поднимает руку с выставленнымтретьим пальцем. Выражением лица двое следующих копируют своих прадедушек вдушный вечер 1921 года. Стоят, словно идиоты, разинув рты. Четвертый мальчик,со светлыми волосами, выбивающимися из-под бейсболки с эмблемой «Пивоваров», сблестящими глазами, самый приятный из всех, смотрит Джеку прямо в глаза и,наконец, одаривает его застенчивой улыбкой. Это Тай Маршалл, на пути, пусть онэтого еще и не знает, в ничейную землю.

Мальчики остаются позади. В зеркале заднего обзора Джеквидит, как они, налегая на педали, мчатся по улице. Задира — первым, самыймаленький и симпатичный — последним, его отставание от остальных все увеличивается.

— Независимые эксперты только что высказались о творчестве«Грязной спермы», — говорит Джек. — Четверо мальчиков на велосипедах, —поскольку он сам себя не слышит, то думает, что его слова не долетели до ушейГенри.

Генри, однако, все слышит, потому что задает вопрос, которыйрастворяется в том, что «Грязная сперма» полагает музыкой. Джек, однако,отвечает, догадываясь, о чем в такой ситуации может спрашивать Генри: «Мнениеодного резко отрицательное, еще двоих — скорее отрицательное, чем положительное,последнего — ближе к положительному».

Неистовое разрушение марципана завершается на Одиннадцатойулице. В кабине словно рассеялся туман, ветровое стекло будто вымыли на ходу,воздух становится чище, цвета — ярче.

— Интересно, — мурлычет Генри, наклонившись, точно попадаетпальцем в кнопку «EJECT», достает лазерный диск, кладет в футляр. —Познавательная запись, не так ли? Дикую, эгоцентричную ярость нельзя отметать спорога. Моррис Розен не ошибся. Для Висконсинской крысы это идеальная музыка.

— Слушай, по-моему, они думают, что смогут переплюнутьГленна Миллера.

— Кстати, о Миллере. Ты никогда не догадаешься, какие у менясегодня планы. Я даю концерт! Шустрик Макстон, вернее, его правая рука, РебеккаВайлес, которая, я уверен, столь же великолепна, как и ее голос, наняла менядиджеем на танцы, завершающие в «Макстоне» Клубничный фестиваль. Ну, не меня,конечно, а моего давнего, многими забытого двойника, Симфонического Стэна,знатока больших оркестров.

— Тебя подвезти?

— Нет. Дивная мисс Вайлес позаботится обо мне, предоставиткомфортабельное заднее сиденье для моего проигрывателя, а багажник — длядинамиков и коробок с пластинками. Но все равно спасибо.

— Симфонический Стэн?

— Сногсшибательный, неистовый реликт эры больших оркестров,само собой, в «зуте»[47] и при этом обаятельнейший джентльмен. Для обитателей«Макстона» возвращение к лучшему периоду их жизни будет ни с чем не сравнимойрадостью.

— У тебя действительно есть костюм «зут»?

Ответом стало повернувшееся к нему нарочито бесстрастноелицо Генри.

— Извини. Не знаю, что на меня нашло. Чтобы сменить тему,скажу, что твои, вернее, Джорджа Рэтбана утренние слова о Рыбаке скорее всегопринесут немало пользы. Я выслушал их с радостью.

Генри открывает рот, и громовой голос Джорджа Рэтбананаполняет кабину пикапа: «Настоящий Рыбак, мальчики и девочки, Альберт Фиш,мертв уже добрых семьдесят шесть лет».

Просто не верится, что голосовые связки Генри Лайдена,уместившиеся в его изящной шее, могут издавать звуки, свойственные этомуразъяренному толстяку. Далее Генри продолжает уже собственным голосом:

— Я надеюсь, что от них будет толк. Прочитав в утреннейгазете очередной опус твоего дружка Уэнделла Грина, я решил, что Джордж долженкак-то отреагировать.

Генри Лайден обожает говорить: «Я читаю, я прочитал, явидел, я смотрел». Он знает, что эти фразы ставят в тупик его собеседников. АУэнделла Грина назвал дружком Джека не без причины: только ему Джек признался,что посоветовал репортеру ознакомиться с преступлениями Альберта Фиша. ТеперьДжек жалеет, что признался. Склизкий Уэнделл Грин ему не дружок.

— Раз уж ты посодействовал прессе, — продолжает Генри, — могбы подумать о том, чтобы помочь нашим парням в синем. Прости меня, Джек, но тысам открыл дверь, и я говорю об этом в первый и последний раз. В конце концов,Дейл — мой племянник.

— Я не могу поверить, что слышу от тебя такие слова, —отвечает Джек.

— Знаешь, я сейчас что думаю, то и говорю. Дейл мойплемянник, помнишь? Твой опыт очень бы ему пригодился, и он полагает, что ты унего в долгу. Тебе не приходило в голову, что ты можешь помочь ему сохранить засобой его работу? Или если ты действительно любишь Френч-Лэндинг иНорвэй-Вэлли, то должен уделить местным жителям толику своего времени италанта?

— А у тебя, Генри, не возникала мысль, что я на пенсии? —сквозь зубы цедит Джек. — И мне совершенно, ну совершенно не хочетсярасследовать убийства?