И обмирает, увидев в ней миниатюрное яйцо малиновки,размером с миндальное драже «М&М».

Миниатюрное яйцо такое синее, что это увидел бы даже слепой.

Трясущимися пальцами Джек достает яйцо из пепельницы.

Не отрывая от него взгляда, вылезает из кабины и захлопываетдверцу. Все еще глядя на яйцо, вспоминает, что надо дышать.

Рука дергается, пальцы разжимаются, яйцо падает на траву.

Джек поднимает ногу и с силой впечатывает каблук в синююточку. Не оглядываясь, кладет в карман ключи от пикапа и направляется к своемудому, назвать который крепостью уже не поворачивается язык.

В утреннем облете «Центра Макстона по уходу за престарелыми»краем глаза мы заметили уборщика… Помните его? В мешковатом комбинезоне?

С толстым брюхом? С сигаретой во рту, несмотря на таблички снадписями: «НЕ КУРИТЬ! РАБОТАЮТ ЛЕГКИЕ!» — встречающиеся в коридорах черезкаждые двадцать футов? Со шваброй, напоминающей кладбище мертвых пауков? Нет?Не извиняйтесь. Не заметить Пита Уэкслера — пара пустяков. Неприметныйподросток, с трудом окончивший среднюю школу Френч-Лэндинга, неприметныймолодой мужчина, теперь столь же неприметный мужчина средних лет. Егоединственное хобби — тайком и побольнее ущипнуть кого-нибудь из ветхих стариков,заполняющих его дни жалобами, глупыми вопросами, запахами мочи и газов. Хужевсего те, у кого болезнь Альцгеймера. Говорят, что он иной раз гасит окурок обих костлявые спины или задницы. Нравится ему слышать их крики боли. Этамаленькая пытка приносит, считает он, двойную пользу: будит их и радует его.Помогает коротать дни. Хоть какое-то да развлечение. Тем более что они всеравно никому ничего не могут сказать.

О боже, самый мерзкий из них тащится по коридору«Маргаритки». Челюсть Чарльза Бернсайда отвисла, задница голая.

Пит прекрасно видит тощие, измазанные в дерьме ягодицы.Шоколадные пятна и на бедрах, аж до колен. Он идет в туалет, только поздновато.Некая коричневая лошадка, назовем ее Утренний Гром, уже вырвалась из конюшни и,безусловно, наскакалась по простыням Берни.

«Слава богу, мыть их — не моя работа, — думает Пит иухмыляется, не убирая сигареты изо рта. — С этим к Батчу».

Но стол, стоящий в коридоре, где живут «мальчики и девочки»Шустрика Макстона, в данный момент пустует. Батчу Йерксе не повезло: не удастсяему полюбоваться проплывающей мимо голой задницей Берни. Батч, должно быть,вышел покурить, хотя Пит сотню раз говорил этому идиоту, что таблички «НЕКУРИТЬ» ровным счетом ничего не значат: Шустрику Макстону глубоко наплевать,кто и где курит (без разницы ему и что служит пепельницей). Таблички висят лишьдля того, чтобы бесконечные проверяющие видели, что «Центр» полностьюсоответствует действующим на территории штата законам.

Ухмылка Пита становится шире, и в этот момент он очень похожна своего сына, Эбби, приятеля Тайлера Маршалла (кстати, именно Эбби Уэкслерпоказал палец проезжающим Джеку и Генри). Пит задается вопросом, а не найти лиему Батча и сказать, что тому пора помыть M18, а заодно, разумеется, тамошнегожильца, или не мешать Батчу самому узнать, что Берни в очередной раз обосрался.Возможно, Берни вернется в М18 и даст волю пальцам, размазывая говно по всейкомнате. Это, конечно, хорошо, но не менее приятно посмотреть, как вытянетсялицо Батча, когда он, Пит, скажет ему…

— Пит…

О нет. Откуда только взялась эта сука? Красивая, конечно,сука, но сука есть сука. Пит не двигается с места, не смотрит на нее, внадежде, что она уйдет, если он ее проигнорирует.

Напрасная надежда.

— Пит.

Он поворачивается. Видит перед собой Ребекку Вайлес,нынешнюю секретаршу большого босса. Сегодня она в светло-красном платье,возможно, в честь Клубничного фестиваля, и в черных туфельках на высокихкаблуках, возможно, в честь своих отличных бедер. Пит представляет себе, какэти бедра охватывают его, а туфельки оказываются где-то над поясницей, потомвидит картонную коробку, которую она держит в руках. Похоже для него нашласьработа. Замечает Пит и поблескивающее кольцо у нее на пальце, с каким-тодрагоценным камнем размером с яйцо малиновки, но цветом куда бледнее. Онзадумывается и не в первый раз, что должна сделать женщина, чтобы заработатьтакое кольцо.

Она стоит, постукивая ножкой по полу, не мешая ему смотреть.За его спиной Чарльз Бернсайд продолжает медленно продвигаться к мужскойкомнате. Глядя на этого дряхлого старика с костлявыми ногами и растрепаннымиволосами, можно подумать, что дни, когда в нем бурлила жизнь, остались впрошлом.

Но впечатление обманчиво. Более чем обманчиво.

— Миз Вайлес? — наконец выдавливает из себя Уэкслер.

— Актовый зал, Пит. Одна нога здесь — другая там. И сколькораз тебе говорили, что нельзя курить в помещении, где живут пациенты.

Прежде чем он успевает ответить, она разворачивается и,сексуально покачивая бедрами, идет к актовому залу «Макстона», где во второйполовине дня должны состояться танцы, венчающие Клубничный фестиваль!

Со вздохом Пит прислоняет швабру к стене и следует за ней.

***

Чарльз Бернсайд остается один в коридоре крыла «Маргаритка».Пустота в его глазах исчезает, теперь они светятся блестящим, но смертоноснымумом. И выглядит он сейчас куда моложе. Срущий в постель Берни исчез. Его местозанял Карл Бирстоун, с дьявольской жестокостью убивавший детей в Чикаго.

Карл… и что-то еще. Что-то — не человек.

Он… оно… улыбается.

На столе стопка бумаг, прижатая круглым камнем размером скофейную чашку. На камне надпись черными буквами: «ЛЮБИМЫЙ КАМЕНЬ БАТЧА».

Берни хватает любимый камень Батча Йерксы и быстрым шагом,все еще улыбаясь, направляется в мужскую комнату.

***

В актовом зале вдоль стен расставлены столы, накрытыекрасными бумажными скатертями. Позже Питу предстоит поставить на них маленькиекрасные настольные лампы (с питанием от батареек, никаких свечей для стариков).Стены украшают приклеенные скотчем большие картонные клубничины, некоторыезаметно потрепанные: их вешают и снимают каждый июль с тех пор, как ГербертМакстон открыл свое заведение в конце шестидесятых годов. Центр актового зала,устланного линолеумом, пустует.

Во второй половине дня и в начале вечера, старики истарушки, которые еще передвигаются на своих двоих и имеют желание потанцевать,«оттянутся» здесь под музыку больших оркестров тридцатых и сороковых,прижимаясь друг к другу в медленном танце, а некоторые даже подрыгают ножками(три года назад Ирвинг Кристи получил микроинфаркт, попрыгав под «Не сиди подяблоней с другим»). О да, на танцах, завершающих Клубничный фестиваль, всегдапроисходит что-то интересное.