— Буду у вас артиллеристом.

— Вопрос серьёзный. Тут бы не худо родителей твоих спросить.Да ведь у тебя, кажись, никого не осталось.

— Да. Круглый сирота. Всех родных фашисты истребили. Никогобольше нету.

— Стало быть, сам себе голова?

— Сам себе голова, товарищ капитан.

— Вот и я сам себе голова, — неожиданно для самого себя, сгрустной улыбкой сказал капитан Енакиев, но тотчас спохватился и прибавилшутливо: — Одна голова хорошо, а две — лучше. Верно, пастушок?

Капитан Енакиев нахмурился и некоторое время задумчиво молчал,поглаживая указательным пальцем короткую щёточку усов, как имел обыкновениеделать всегда перед тем, как принять окончательное решение.

— Ладно, — сказал он решительно и слегка ударил ладонью постолу. — Рано тебе ещё в разведку ходить. Будешь у меня связным… Соболев! —крикнул он весело и решительно. — Сходи к разведчикам и перенеси в мой блиндажкойку и вещи красноармейца Солнцева.

И судьба Вани опять переменилась — с той быстротой, с какойвсегда меняется судьба человека на войне.

С этого дня Ваня стал в основном жить у капитана Енакиева.

Но капитан Енакиев взял его к себе вовсе не для того, чтобыдействительно сделать из мальчика связного. У него были гораздо более широкиенамерения. Он хотел лично воспитать Ваню.

Со свойственной ему основательностью капитан Енакиевсоставил план воспитания. Он продумал его во всех подробностях, так же как онпродумывал для своей батареи решение боевой задачи. Но, обдумав планвсесторонне, не торопясь, он приступил к его осуществлению быстро и решительно.

Прежде всего, по этому плану, Ваня должен был постепеннонаучиться выполнять обязанности всех номеров орудийного расчёта.

Для этого, посоветовавшись со своим старшиной, капитанЕнакиев прикомандировал Ваню к первому орудию первого взвода в качествезапасного номера. Первые дни мальчик очень скучал по своим друзьям-разведчикам.Сначала ему показалось, что он лишился родной семьи. Но скоро он увидел, чтоновая его семья ничем не хуже старой. Эта семья сразу приняла его как родного.

Ваня ещё не знал, что нет людей более осведомлённых, чемсолдаты. Солдатам всегда всё известно. Все новости узнаются мгновенно, какпринято говорить — «по солдатскому телеграфу».

Когда Ваня явился к первому орудию, то, к его крайнемуудивлению, там уже о нём было всё известно. Орудийный расчёт прекрасно зналисторию мальчика. Знал, как его нашли разведчики в лесу, как он убежал отБиденко, как ходил со слепой лошадью в разведку, как попался немцам, как былосвобождён, и вообще абсолютно всё, вплоть до компаса и букваря с прописью«Рабы не мы. Мы не рабы».

В особенности орудийному расчёту нравился случай с Биденко.

Они всё время заставляли Ваню рассказывать эту историю ссамого начала. Они хохотали, как дети, когда рассказ доходил до места сверёвкой. Они валились на плечи друг другу головой, хлопали друг друга по спинекулаками, вытирали слёзы рукавами. Они еле могли говорить от смеха, душившего их.

— Слышь, Никита, он его дёргает за верёвку, а этотпритворяется, что спит. Чуешь?

— Ах, чтоб ты пропал!

— Вполне, как говорится, связался чёрт с младенцем.

— Точно. Именно, что связался. Тот его дёргает, а этотзадаёт храпака. А потом тот его обратно дёргает, а этого уж и след простыл. Ищиветра в поле.

— Ай, пастушок! Ай, друг милый! Такого знаменитогоразведчика обдурил! Это ж надо уметь.

— Да. Ничего не скажешь. Силён!

Разведчики принадлежали к батарейной аристократии. Слов нет,они жили богато, по-хозяйски. Один их знаменитый чайник чего стоил! Но иорудийный расчёт жил тоже не худо. Правда, такого исключительного чайника у нихне было, и насчёт трофеев дело обстояло куда хуже, чем у разведчиков, которыевсегда были впереди. Но зато они владели превосходной громадной эмалированнойкастрюлей, в которой приготовляли себе сами необыкновенно вкусные ужины. Ониоставляли от обеда мясные порции и жарили их с гречневой кашей на коровьеммасле.

Жили орудийцы тесной, дружной семьёй. Жили, пожалуй, ещёдружней, чем разведчики. Да это и понятно. Разведчики редко собирались всевместе. А орудийцы постоянно находились все вместе возле своей пушки. Тут они ивоевали, тут они и отдыхали, тут они и питались, тут они, как говорится, ипесни пели.

А пели они песни действительно замечательно, потому что наредкость удачно подобрались по голосам.

Кроме того, у них был ещё один козырь против разведчиков: уних был замечательный, очень дорогой баян, подарок шефов, которые приезжали вгости к батарейцам с Урала в 1942 году. И, кроме того, был знаменитый на всюдивизию баянист Сеня Матвеев, сержант, командир орудия. Так что когда, бывало,во время наступления батарея меняла позицию, то первое орудие мчалось вперёд смузыкой. Орудийный расчёт сидел на грузовике и пел хором, а Сеня Матвеев, вфуражке, надвинутой на самые брови, в расстёгнутой шинели, с чёрнымизлодейскими усиками, стоял на крепко расставленных ногах с подарочным баяном итак давал, что пехота невольно сходила с дороги, останавливалась и, глядя вследвесёлому грузовику, за которым в облаке пыли прыгала маленькая пушечка, суважением кричала:

— Здорово, бог войны! Дай ему там жизни! Подбавь огоньку!

— Сейчас дадим, — отвечал Сеня Матвеев, ещё шире растягиваясвой баян. — Ваш табачок — наш огонёк. Прощай, царица полей! До скорогосвидания на полях сражений!

Но это, конечно, было не главное. Главное заключалось в том,что орудийный расчёт первого орудия первого взвода батареи капитана Енакиева всвоей области был так же знаменит на всю дивизию, как и команда разведчиков.

Первое орудие славилось меткостью и невероятной быстротойстрельбы. Там, где другие орудия, даже самые лучшие, успевали выпустить дваснаряда, первое орудие выпускало три. А это свидетельствовало об отличнойработе всего орудийного расчёта в целом и каждого номера в отдельности.

В особенности же был знаменит Ковалёв, лучший наводчикфронта, Герой Советского Союза.

Стало быть, новая семья, принявшая Ваню к себе, была оченьизвестная и очень уважаемая. Ваня это сразу почувствовал, хотя орудийцы былинарод скромный и о своих боевых делах говорили мало.