— Нет никого, — отвечаю, ставя чашку на блюдце, и она раскалывается на две части. — Ни девушки, ни отношений.

— Вадим, — мама опускает ладонь на мое запястье, пока я пытаюсь вытереть брызги кофе на столе. — Мне больно на тебя смотреть.

Мне самому больно. Я неделю пролежал в номере гостиницы, выходя только покурить и поесть в ресторан на первом этаже. Меня не интересовало ничего, я ничего не хотел… Только вернуться туда, за тысячу километров.

Эта женщина въелась в мой мозг, проникла слишком глубоко, убила меня прежнего. И что мне с этим делать?

— Вадим, — снова говорит мама, — от судьбы не убежать.

— Хватит! Судьба — это мы сами и наш выбор.

— Ты правильно думаешь, мой мальчик. Но мы не можем видеть всего. А знаешь, что вижу я?.. Нет, ладно, еще рано об этом говорить. Но если тебе приснится такой же сон…

— То ты его поймешь, — перевожу я все в шутку.

Я уже заказал билеты на завтра в Нью-Йорк. Этот город затянет так, что забудешь обо всем. И обо всех…

— Не смейся, Вадим. Какое-то у меня предчувствие, не могу пока его объяснить. Даже не могу понять, хорошее или плохое.

— Надеюсь, мой самолет не рухнет в океан? — снова пытаюсь отшутиться.

— Не играй такими словами. Но уезжать тебе точно не стоит. Ты же и сам понимаешь, что тебя здесь что-то держит. И я не Москву имею в виду.

— А ты когда в Швейцарию возвращаешься? — спрашиваю, чтобы перевести тему.

Надо было вообще не говорить, что я приеду. Знал же, что станет копаться у меня в душе. А там сейчас даже черт не разберется.

— Кажется, мне тоже не стоит уезжать, — говорит мать тихо и тут же улыбается: — Прогуляемся?

Конечно, я не отказываю. Бросаю взгляд на простирающийся передо мной вид Москвы, и мы спускаемся с пятьдесят второго этажа Башни Федерации на улицу. Идем в сторону набережной, мама берет меня под локоть, но молчит.

Пять, десять минут, пятнадцать… Но далеко не уходим. Мама остановилась в отеле, который находится в одной из башен, а я выбрал пониже, чтобы не так долго спускаться курить. И на американский манер «Перово Плаза» меня вполне устроил. Конечно, не нью-йоркская «Плаза», но я себя к отъезду готовлю как могу.

Мы доходим до Дорогомиловского моста и поворачиваем в сторону метро. Тогда я и спрашиваю:

— Ты говорила, кажется, что расскажешь мне о вашей ссоре с отцом перед разводом?

— Сколько не забывай прошлое, оно все равно всплывает, пока не поставлена точка, — снова загадками говорит мама. — Но, может, и мне легче станет, хотя той истории лет как тебе.

— Что за история? — тороплю, потому что тоже срабатывает, наверное, то самое предчувствие.

Именно сейчас это кажется важным. Как недостающий фрагмент.

Мы останавливаемся, и мама, глядя на реку, начинает говорить. И столько боли в этих словах. Видимо, боль не имеет срока годности.

— Я не думала, что когда-то расскажу ее тебе. Мы с твоим отцом поженились рано: мне было всего восемнадцать, ему — двадцать. О детях, конечно, сразу не думали, но через лет пять перестали… Хм…

— Предохраняться, — дополняю. — Мама, я взрослый мальчик, и о таких вещах имею понятие.

— Да, — согласно кивает. — Но детей у нас не получалось. Врачи только разводили руками — у обоих все в порядке. Так прошло еще пять лет. И Миша вроде бы смирился, но я очень хотела ребенка. И только еще через пять лет я смогла убедить твоего отца взять малыша из детдома. На тот момент мы уже пятнадцать лет были женаты. Хотели совсем маленького усыновить, но… Я просто влюбилась в девочку лет шести, как только ее увидела.

Твою же!.. Совпадение?

Не верю в то, что можно больше двадцати лет вынашивать план мести. И как вообще в детском мозгу могла родиться подобная идея? Пусть сейчас мама скажет хоть что-то, опровергающее мою догадку.

— Как ее звали? — спрашиваю сквозь зубы.

— Маша, ее звали Маша. Красивая девочка со светлыми волосами и синими умными глазами. Просто чистый ангелочек.

Кажется, ангелочек пал в преисподнюю. Только она еще хуже Люцифера. В это совпадение я ни за что в жизни не поверю.

И теперь точно размажу эту суку по стене, если она попадется мне на глаза.

Никуда не поеду. Не знаю, что она задумала, но билеты надо поменять. И пусть она бежит и прячется.

Вся жизнь кажется прожитой зря.

Что я сделала хорошего? Ничего.

Может, во мне какой-то брак? Я даже матери своей не была нужна. Она старалась, но сдалась. Потом почти пятнадцать лет я хотела, чтобы всем было так же больно, как и мне. И все же получалось.

Или наоборот?

Мать живой я не застала, а с мужиком, ради которого она меня бросила, даже подружилась. Так что в таком случае выходит? Я просто получила ответы. Так может, я и хотела получить именно их, а не ту месть, которая ломает жизни? И моя жизнь гнила все эти годы, пока я воплощала в жизнь наш с Филом план.

Сейчас я стою на коленях в пустой комнате, и это осознание давит на плечи, мешает сделать вдох. Моя уверенность тает, и теперь я не знаю, как объяснить свой поступок.

— Ты меня звала? — раздается за спиной голос, и сразу же меняется интонация: — Лиза, что случилось?

Миша опускается рядом со мной на пол и обнимает. А я снова рыдаю, царапая ногтями паркет.

— Прости меня, — шепчу, еле выдавливая слова.

— За что?

— За все.

Висок пронзает тупая боль, язык будто немеет. Слишком всего много навалилось в один день.

— Лиза, — Миша гладит меня по спине и снова повторяет: — Лиза…

Я знаю, что сейчас он не станет давить, но утром нам все равно придется поговорить.

— Мне плохо, — говорю, пытаясь встать. — Давай завтра.

Только в доходящем до нас свете коридора я вижу по глазам Миши, что он все понимает. Но верить снова не хочет. Пошатываясь, дохожу до своей комнаты и прямо в одежде падаю на кровать.

Может, лучше бы было уйти без объяснений? Или просто придумать какую-нибудь банальную историю? Но я не хочу, чтобы Миша снова оказался в больнице с разбитым сердцем.

Обнимая подушку, я засыпаю. Сон беспокойный, прерывистый, и с рассветом я поднимаюсь. На пол бросаю одежду, иду в душ и спускаюсь на кухню.

Вчерашний день кажется сном. Бредом сошедшего с ума человека. Но где-то в моей сумке валяется тест на беременность, который докажет, что все было реальным. И теперь, немного успокоившись, я смогу поговорить с Мишей без истерики. Но все равно я сделаю ему больно…

Завариваю чай и только устраиваюсь за столом, как в кухне появляется муж. Бросив «доброе утро», делает себе кофе без кофеина и спрашивает: