Перед дверью Ермакова Тарас остановился, постучал. ОтветаДмитрий не услышал, но Тарас распахнул дверь, а когда Дмитрий переступил порог,захрыл дверь, оставшись в коридоре.

Полковник из глубокого кресла следил сразу за тремяэкранами. Курсанты бегали, прыгали, кувыркались, одновременно стреляя илишвыряя ножи. Внизу бежали, быстро сменяясь на электронном табло, цифры. Счетшел на сотые доли секунды, Дмитрий на ходу попытался вычленить из этихкувыркающихся фигурок себя, но из-за стола уже поднялся Ермаков, лицовнимательное, глаза смотрят пристально, но чувствуется, это и есть те редкиемгновения, когда полковник почти доволен.

– Не выспался? – спросил Ермаков понимающе. –День был тяжелый...

– Всего лишь тренировки, – ответил Дмитрий.

Ермаков бросил перед ним на стол листок:

– Здесь распечатка твоих результатов в стрельбе.Впечатляюще!

– Спасибо, – ответил Дмитрий осторожно.

– Стрелок из всех видов оружия, – сказал Ермаковтоном, по которому Дмитрий не понял, одобряет ли такую всеядность или осуждает,ибо мастерства достигают только при специализации из одного вида орудия. –по тарелочкам – девяносто восемь из ста, по бегущему зайцу – девяносто семь...гм... Примерно те же результаты в стрельбе на бегу, в прыжке, с поворота... Утебя что, глаза на затылке?..

Дмитрий смолчал, вопрос, скорее всего, риторический. Дажестандартная винтовка посылает пулю на четыре километра, причем на излете пуляможет убить точно так же, как на первых метрах. Но на самом деле какие тамчетыре километра: любой эмвэдэшный снайпер работает на дистанции до двухсотметров, войсковый – до трехсот, лучшие из них работают на пятьсот метров.Основные трудности начинаются с семисот метров, Когда Дмитрий, тогда ещежелторотый юнец, сидел со снайперской винтовкой в горах Афгана, он поражалпробирающихся тайными тропами муджахедов с восьмисот метров. Но там чистыйгорный воздух, что почти не мешает полету пули, там вовсе не обязательнопопадать в голову или грудь: раненые становятся обузой, сковывают движение,замедляют караван, и тем самым ставят под выстрелы уже весь отряд.

Уверенно пулю можно посылать разве что метров на сто, нодальше вступает в действие сопротивление воздуха, а вращение пули начинаетуводить ее в сторону все ощутимее. И вот тут начинается странное вычленения изчисла прекрасных стрелков в особый клан снайперов, у которых словно бы иначеустроены пальцы, уши, другая чувствительность подушечки на указательном пальце,крепче нервы или же, наоборот, тоньше, что позволяет улавливать какие-томельчайшие знаки, помогающие послать пулю намного точнее. Это не считаяобязательного умения вносить корректировки после каждого пристрелочноговыстрела, правильно подбирать патроны...

Ермаков смотрел с легкой насмешливой улыбкой, словно читалвсе явные и тайные мысли ребенка.

– Да-да, патроны, – сказал он. – Ну, покрайней мере, от этой проблемы тебя освободим. Но не сейчас. Патронысоздавались здесь. У нас своя лаборатория! Не бог весь какая, но все же...

– Что лаборатория, – ответил Дмитрий. – Нужнамастерская.

– Мастерская есть. И местные умельцы есть.

– Хоть за это спасибо, – пробормотал Дмитрий.После вчерашнего десятикилометрового кросса в полной выкладке все тело болело,словно побывало в камнедробилке. – Хоть что-то здесь будет сделано немоими руками...

Полковник улыбнулся:

– Кому ж надо и черную работу делать. Теперь считайтесебя принцессой... или принцем, если хотите. А за принцем всегда ходят десяткислуг.

– Лучше уж князем, – ответил Дмитрий враждебно.Ему не нравилось, когда зарубежных принцев вспоминают чаще, чем местныхкнязей. – Князем, которого снаряжают на бой. Кстати, мы так и будем всюжизнь бегать по холмам, постреливая по мишеням?

Глаза Ермакова посуровели:

– Анализы результатов показывают, что ты еще не достигпика. Так что на серьезное дело еще рано. Однако...

Он остановился, в лице проступило нечто вроденерешительности, что было настолько непривычно для Ермакова, всегда словновырезанного из камня, что Дмитрий невольно выпрямился,

– У меня лучшие результаты в группе!

Ермаков смотрел на новичка с жадным интересом. То ли мутациипосле Чернобыля, то ли пятна на Солнце, но с каждым годом все больше людей сразными отклонениями как в психике, так и в чувствительности. Хотя, конечно,скорее всего они всегда были, но раньше спецслужбы занимались не отдельнымичеловеками, а массами, однако Ермаков на досуге больше нравилось думать овмешательстве из космоса или других чудесных вещах, чем о просто более точнойдиагностике.

В его отряде был Терпигорев, который лучше кошки видит втемноте, Тищенко, который может перемножить хрен какое длинное число на такоечудовищное – на калькуляторе не помещается результат, а теперь еще этот,который умеет послать пулю с фантастической точностью на километр, но в то жевремя стреляет из снайперской винтовки с такой скоростью, будто бьет изавтомата.

К тому же он только в Москве киллерствовал уже с десятоклет, еще больше ухлопал бандитов по своей воле, так что такое везение простоудивительно: киллеры долго живут только где-нибудь в Империи, где по одномузаказу в год, а путь этого парня устелен трупами в три ряда! Это или везение,во что приятно верить, или же, что вернее, особое чутье на опасность, котороеон проявил в первый же день на простейшем испытании...

А это, сказал он себе молча, для их работы важнее умениябыстро и точно стрелять.

– Однако, – закончил он после долгой паузы, –завтра предстоит стрелять уже в людей. И, более того...

Снова пауза, Дмитрий спросил:

– Что еще?

– Они будут стрелять в ответ, – закончил Ермаковжестко. – А стреляют быстро и метко!

По неслышному сигналу дверь отворилась. Проем закрылагигантская фигура Тараса.

– Забирать? – спросил он с профессиональныминтересом мясника.

– Да, – ответил Ермаков. – Снаряди, объясни,проверить экипировку. Как только начнет светать – выступаете.

С востока быстро и грозно надвигались угольно черные тучи. Внедрах коротко блистало, слышался треск, словно ломались скалы из антрацита.Дмитрий вжимался в землю, злой и униженный, ибо над ним сияло яркое голубоенебо, солнечные лучи просвечивают листву редкой рощицы насквозь.

Массивная дача генерала Шендеровского с этого пригорка виднаотчетливо, хотя забор вынесен далеко, а на деревьях замаскированы телекамеры.Вообще-то датчики и телекамеры обитателя этой дачи... какая к черту дача, этоособняк, крепость, по-старому именуемая дачей! – вынесены далеко в рощу иза нее, но эту полосу удалось преодолеть чисто. Все трое из группы просочилисьпочти к забору незамеченными, не потревожив ни один датчик, ни задев хитрозапрятанной проволоки. Джип, за рулем которого на этот раз остался сам Ермаков,ждет их далеко за поворотом дороги, надежно укрытый от наблюдения небольшойрощицей.