Дыра открылась неожиданно для нее. Это было как если быпытаться прочитать книжную страницу со значительного расстояния сквозь крохотное,иглой проделанное отверстие. От напряжения даже резало в глазах, острая больвонзалась в виски – но дело стронулось!

Расширить отверстие не получалось никак – ну что ж, этим иограничимся, лучше синица в руках…

Ольга всматривалась, только не глазами…

Должен же быть способ как-то избавиться от проклятого пояса?Существуют приемы, которыми сможет воспользоваться даже тот, кто не владеетколдовским искусством – если только знаком с ними досконально. Как любой можетоткрыть незнакомый замок, если имеется ключ. Она ведь помнила, что есть нечтоподобное! Скуден список действий или приспособлений, которыми можетвоспользоваться любой обычный, но все же таковой список есть… Избавление отоков… от пут… это близко… на нее не заклинание бросили, а попросту наделимагический предмет, не подкрепленный чарами, предмет этот – сам по себе… А еслииначе, в другой стороне посмотреть… нечто маячит, брезжит… клевер! не волшебныйчетырехлепестковый, обычный… если только тут есть клевер… нет, не разрыв-трава,а разбей-плеть…

Она заплакала в три ручья, теплые слезы залили щеки –плакала от счастья и надежды.

Огромная охапка травы, служившая подстилкой медведю… Еслитам сыщется достаточно неувядшего клевера и камнеломки, да вдобавок хотя быодин-единственный василек, синий или белый… Должна получиться разбей-плеть,можно попытаться! Хуже все равно не будет…

Медленно-медленно, осторожненько Ольга поднялась на ноги –отлично, медведь, лежавший поодаль от подстилки, не вскочил, не бросился, онтоже живой и устал от беспрерывных попыток достать человека…

Предприятие задумывалось рискованное, но ничего больше неоставалось: в конце концов, смерть в лапах зверя была даже предпочтительнеетого жуткого будущего, что ей тут приготовили. А при удаче…

Не один раз тщательно все продумав, представив мысленно путьтуда и обратно, Ольга старательно прикинула даже, на какие именно плиты полабудет ставить ноги – сюда правую, туда левую, вон там развернуться и прыгнутьназад…

Тянуть не стоило. Набрав побольше воздуха в грудь,зажмурившись, она окончательно решилась, открыла глаза. И, оттолкнувшись всемтелом от холодной стены, метнулась вперед с отчаянной решимостью человека,поставившего все на карту.

Все произошло настолько неожиданно, что зверь в первый мигдаже отпрянул к стене с удивленным уханьем и урчаньем. Быстрым движением присевна корточки, Ольга захватила обеими руками охапку травы, сколько удалось,повернулась и кинулась, почти прыгнула, назад.

За ее спиной раздалось злобное рычание, когти громкоскребнули по камню – но медведь безнадежно опоздал. И бесновался теперь,вскочив на задние лапы, удерживаемый цепью, брызгал слюной, орал почти счеловеческой досадой на то, что его так примитивно провели.

– Да замолчи ты… – сказала Ольга сквозь зубы,роясь в ворохе стебельков и листочков: грязных, перепачканных черт-те чем,большей частью уже завядшие, а значит, совершенно непригодных.

В сгущавшемся полумраке она старательно отбирала то, чтомогло помочь: василек, синий, но на ощупь не определишь, годится ли… длинныестебельки камнеломки… клевера много, больше, чем нужно, а эти не нужнысовершенно…

Понемногу складывалась плеточка, та самая разбей-плеть,знакомая ей ранее лишь понаслышке, никогда не применявшаяся. В подземельестановилось все темнее и темнее – зеленые огни под потолком давно потухли, –и дело продвигалось с трудом, практически на ощупь.

Ну вот, кажется, и все… Затаив дыхание, Ольга взяла левойрукой конец неуклюжей травяной плетенки, чуть размахнулась и ударила ею покожаному ремню.

Ничего не изменилось. Ремень все так же стягивал талию, неподдавался, как и прежде, несмотря на все Ольгины старания.

Она и мысли не допускала, что подвели знания, к которымудалось все же найти дорожку. Причина наверняка была в самой плетке,изготовленной с нарушением строгих правил…

Ольга тщательно перебрала пальцами плетку, приложилаплетенку к щеке, к губам, чтобы надежнее определить, что же не так… Вот он,сухой стебель, еще не превратившийся в солому, но уже утративший большую частьжизненных соков, а потому испортивший работу…

Нашарив в куче травы еще парочку стеблей камнеломки, Ольгавновь принялась за работу, уже немного сноровистее. Сердце бешено колотилось отволнения, всякий посторонний звук казался громким скрежетом засова, знаменующимприбытие мучителей.

Так… Плеть вновь в левой руке. Удар по поясу. И вновь –никакого результата…

Ольга едва не взвыла от бессилия и растерянности. Казалосьуже, что все затеяно зря, что нужных травинок так и не отыщется, а значит,сидеть ей здесь, понуро ожидая новых унижений.

В мрачной тишине, нарушавшейся лишь ворчанием медведя, Ольгавдруг поймала себя на том, что всхлипывает – жалобно, потерянно, уже смирившисьи разуверившись…

И ощутила жгучую злость: на себя, на весь мир, на своихмучителей – столь яростную, что зубы сводило и кожа на скулах словно бы потерялачувствительность, став толстой и грубой, как подошва сапога. Внутри всевскипело: что угодно, только не опускать руки и не ждать покорной овечкой…

Ольга вновь принялась рассуждать холодно, трезво,целеустремленно. В который раз перебрала плеть, ища причину. Ну вот, кое-чтоначинает проясняться: те стебельки и клеверные листья, что поначалу показалисьей свежими, выглядели таковыми исключительно оттого, что медведь их намочил,тварь этакая. На самом же деле они давно увяли…

Не хватает василька… Где-то, пока не наступила темнота, онавидела целый ворох… Ну конечно… В том углу, куда медведь запросто достанет. Ноне опускать же руки…

Ольга присмотрелась, напрягая глаза. Медведь лежалнеподвижно, вроде бы не дремал… На миг в темноте сверкнули два тускло-желтыхглаза: зверь караулил, справедливо ожидая, что она может повторить попытку.

– Ах, медведюшка, мой батюшка… – пропела Ольгасквозь зубы строку из мужицкой песни, содрогаясь при этом от ненависти кбезмозглому зверю, навязанному в сотоварищи.

В полумраке, чувствуя свое бессилие, Ольга вдруг подумала: ачто, если медведь – и не медведь вовсе? Что, если это прикинувшееся неразумнымзверем вполне разумное создание, специально к ней приставленное, чтобыусугублять моральные страдания? Иначе почему топтыгин, заслышав ее голос,издал, право слово, почти что человеческий смешок?

Дальнейшие размышления в этом направлении грозили завести всовершеннейшую безнадежность, и Ольга постаралась избавиться от опасных мыслей:мало ли какие звуки способны издавать дикие медведи, да и коварство тех, ктовзял ее в плен, не может простираться так далеко… или может? Хватит, довольноумствований…