Остановившись перед Ольгой, светски улыбаясь, камергер самымнепринужденным тоном произнес:

– Я безмерно удручен, Ольга Ивановна, что вижу вас встоль плачевном положении…

Ольга, сузив глаза, ответила:

– Вот странно, я не полагала в вас мелочности… А ведьэто дешевая мелочность, ваше сиятельство, – зубоскалить подобным образом…

– Ну что вы, милая Оленька, – сказал камергерспокойно. – Право, я и не собирался злорадствовать, насмехаться,торжествовать. Я говорю именно то, что думаю. Я и в самом деле удручен тем, чтовижу вас такой… и еще более удручен вашим непреходящим упрямством. Вам прекрасноизвестно, что достаточно одного вашего слова – и положение переменится кореннымобразом…

– Ах, вот как… – воскликнула Ольга. – Значит,мы с вами продолжаем твердить старую мужицкую присказку: на колу мочала –начинай сначала…

Бросив взгляд через его плечо, она обратила внимание, чтозеленая полоска света, сковавшая медведя в совершеннейшей неподвижности, так ивисит в воздухе, вовсе не исчезнув. Что-то шевельнулось в сознании – чересчурмимолетная и тут же ускользнувшая мысль, которую Ольга не успела осознать ивернуть…

– Вы ошибаетесь, – сказал камергер, досадливоподжав губы. – Бесполезные разговоры, переливание из пустого в порожнее,кончились. Ситуация, как вы видите, недвусмысленна. Итак… Вы нам, конечно,испортили игру… так, самую чуточку. Все главные действующие лица на свободе,вне подозрений… или, по крайней мере, против них не имеется ни малейших улик. Аэто позволяет думать, что следующая наша попытка окажется гораздо успешнее… Ноне будем об этом. Давайте о вас. Уговоры кончились, они, теперь ясно, бессмысленны.Свое безрадостное положение и полное отсутствие шансов вырваться отсюда выдолжны прекрасно понимать… Не так ли?

Ольга молчала, гордо задрав подбородок.

– Прекрасно понимаете, – кивнул камергер. –Так вот, делайте выбор. Я буду предельно откровенным, потому что либо вы отсюдавыйдете нашей, либо… вообще не выйдете. Так уж сложилось, что у вас есть некийдар. Именно у вас, Оленька. То, что вы получили в наследство от этогопровинциального колдунишки, наложилось на ваш дар, дремавший доселе в глубинахсознания. И этот ваш дар нам… ну, не то чтобы необходим, но был бы полезен. Нахудой конец, мы проживем и без него, но присоединить его к тому, что мы ужеимеем, было бы недурно. Присоединить можно двумя способами: либо вместе с вами,либо без вас, без вашей личности. И такое возможно. Вы знаете, как получаютконьяк из виноградного вина?

– Никогда не давала себе труда узнать поточнее, –сказала Ольга. – Коньяк я не пью…

– Процедура весьма несложная, – сказалкамергер. – Именуется она возгонкой, или, если совершенно уж по-научному,дистилляцией. В нехитром аппарате вино подвергается нагреванию и выпариванию,вода улетучивается, остается крепкий экстракт, каковой и именуется коньяком…Так вот, примерно такую же операцию нетрудно проделать и с вами. Своеобразнойдистилляции подвергнется не ваше тело, а личность. Экстракт, то бишь дар, мызаберем себе. И в нем уже не останется ничего от вашей личности. Все, чтоделает человека личностью, в ходе процедуры испарится, как испаряется лишняявлага из подвергнутого перегонке вина. Останется живое тело… совершеннолишенное даже зачатков разума и живущее, как безмозглое растение. Вот в такомвиде вас можно преспокойно вышвырнуть за ворота. Вы ничего не объясните тем,кто вас найдет, потому что вас уже не будет. Никогда. Вот, собственно, и все.Вы весьма неглупы и знаете теперь достаточно. К чему разводить долгиецеремонии? Хотите что-нибудь сказать?

– Сказать я хочу одно, – произнесла Ольга. –Все это, – она кивнула в сторону неподвижного медведя, окинула взглядом камеру, –ужасно пошло и мелко даже для авторов самых бездарных романов.

– Совершенно с вами согласен, – кивнулкамергер. – Но мы, собственно, не имеем к этим… декорациям особогоотношения. Видите ли, дом этот куплен у некоего разорившегося помещика и с техпор не перестраивался. Бывший хозяин все и придумал. И подземелья, и крюк смеханизмом, ослабляющим цепь, и все прочее досталось нам вместе с домом. Ещедесять лет назад прежний хозяин находил удовольствие в том, чтобы с помощьюэтого впечатляющего подвальчика забавляться со своими крепостными:строптивцами-лакеями, несговорчивыми девками, которые оказывались настолькобеззастенчивы, что отвергали барскую любовь… Не мы это придумали, а самыйобычный человек, не имеющий к иным никакого отношения. Мы всего лишьиспользовали то, что было под рукой. Медведь, разумеется, уже наш, намикупленный у новгородских мужичков, если вас интересуют столь мелкие детали… Нодавайте вернемся к делу.

Он извлек что-то из-под полы сюртука, поднял руку к лицуОльги и разжал пальцы. Черный шар остался висеть в воздухе – величиной сбольшое яблоко, покрытый кое-где едва заметными углублениями, окутанный сеткойскользивших по его поверхности багровых искорок.

– Все очень просто, – сказал камергер. – Вывозьмете его в правую руку и повторите клятву вслед за мной. Она короткая…

– И после этого пути назад уже не будет?

– Совершенно верно, – кивнул камергер. – Иничего уже нельзя будет изменить, повернуть вспять. Но знали бы вы, сколькоприобретаете…

Ольга медленно подняла руку, и шар опустился ей на ладонь –не особенно и тяжелый, полегче бильярдного, чуточку прохладный. Показалось, чтоискры помаленьку перетекают с поверхности шара на ее ладонь – и Ольга,размахнувшись, что было силы швырнула его об стену.

Он ударился о грубый бугристый камень и рассеялся. Осколкине разлетелись, а перемигиваясь багровыми искорками, сползли по стене на пол,слились в толстую лужицу, которая тотчас начала испаряться. Запахло чем-тонезнакомым, резким.

– И совершенно напрасно, – процедил камергерсквозь зубы. – Он не имел принципиального значения, таких много, какчернильниц и рюмок… Гей!

Из распахнутой двери выскочили два бородатых мужика столь жеустрашающей комплекции, как и Степан, в мгновенье ока схватили Ольгу и,безжалостно выворачивая руки, потащили из камеры так быстро, что ее ногиоторвались от земли.

Они оказались в широком коридоре, выложенном тем жебугристым камнем. Ольгу проволокли в его конец, втолкнули в подобную же дверь,и она оказалась в подвале, как две капли воды похожем на ее темницу. Разве чтомедведя на цепи тут не было. Гроздья зеленых шаров усеивали сводчатый потолок,посреди подземелья стоял низкий стол из толстенных плах, а в углу жарко пылалогонь в металлическом ящике, и Степан – на сей раз голый по пояс, в кожаномфартуке – длинными клещами переворачивал звенящие железки, раскаленныедокрасна. Граф Биллевич сидел неподалеку в совершенно неуместном здесь мягкомкресле, обитом сиреневой штофной материей в золотой цветочек, и безмятежнокурил сигару. Ровно столько Ольга успела рассмотреть, а потом два звероподобныхмужика содрали с нее дерюгу, обнаженную швырнули на стол, закинули руки заголову, в два счета привязали запястья и лодыжки к ввинченным в потемневшиеплахи железным кольцам.