Накануне Овсянников купил ей мобильный телефон, потому чторешил, что связь со своей секретаршей должен держать круглосуточно.

— Давай паспорт, — потребовал он, заведя Эллу всалон.

— А у меня его нету! — испугалась та.

— У тебя, я вижу, проблемы не только с жилплощадью, нои с документами, — покачал головой сыщик и зарегистрировал телефон насебя.

* * *

Было очень досадно, потому что по этому телефону Элла немогла позвонить ни сестре, ни матери, ни подруге — Овсянников в любой моментмог затребовать распечатки всех звонков.

— Как же теперь жить? — спросила Элла у Риммы изаплакала. Она плакала горько, потому что Юрка Поповский ей очень нравился —вне зависимости от того, на ком он женился. Он нравился ей просто так — безвсякой задней мысли.

— Господи, ладно! — неожиданно резко сказала Риммаи схватила ее за шарф. — Я тебе скажу, хотя мне обещали оторватьязык. — Элла перестала рыдать и настороженно посмотрела на нее сквозьмокрые ресницы. — Юрка жив. Его и в самом деле столкнули с той крыши, ноон не умер. Состояние у него тяжелое, но врачи говорят, что шансы есть.

Вместо того чтобы успокоиться, Элла расплакалась еще горше.Римма некоторое время молчала, потом присоединилась к ней. Они рыдали до техпор, пока к ним не подошла работница метрополитена и не погнала их кэскалатору.

— Людей пугаете! — сочувственно сказалаона. — Подышите воздухом, если у вас уж горе такое.

— А мама знает? — спросила Элла, когда они вышлииз метро и остановились возле лотка с книгами.

— Никто не знает — ни мама, ни Борис, вообще никто.Только я, ты и милиция.

— Это милиция придумала сказать всем, что Юрка умер?

— Ну не я же!

— Обычно делают наоборот. Когда человек умер, говорятвсем, что он жив, чтобы убийца пришел и попробовал прикончить его еще раз.

— Наверное, сейчас они хотят, чтобы убийца непришел, — сказала Римма. — Элка, но если ты кому-нибудь скажешь…

— Господи, кому я скажу? Раз уж даже мама не знает!

Римма достала из сумочки сигареты и пробормотала:

— Я потом брошу.

— Рим, признайся, из-за чего Юрка дрался сАстаповым? — неожиданно спросила Элла. — Я имею в виду ту грандиознуюдраку возле банка. Из-за чего она случилась?

— Понятия не имею, — мрачно ответила ейсестра. — Сколько я ни спрашивала, муж молчал, как партизан. Астапов потомуже мне доложил: «Мы дрались из-за моей жены». Без подробностей.

— А почему ты мне ничего не сказала?!

— Ревновала потому что! Сама не можешь догадаться?

— Это такая глупость!

— Глупость? — Римма выпустила дым через ноздри,как дракон. — Юрка ведь не сам ушел от тебя ко мне. Я его увела. Это двебольшие разницы.

— Я давно тебя простила, — сказала Элла, помахавперчаткой возле лица. — Терпеть не могу, когда ты куришь!

— Я сама терпеть не могу, — пробормотала та.

— И что теперь делать? — спросила Элла.

— Наверное, надо просто ждать. Вот Юрка придет в себя ивсе расскажет. Кто завел его на эту крышу и спихнул вниз.

— Должно быть, убийца, — сказала Элла. — Она,кто же еще?

— Женщина? — переспросила Римма. — В черномпальто? Не знаю, не знаю. Эта женщина в пальто похожа на подставную фигуру.Может быть, убийца специально подослал ее под каким-нибудь предлогом на местопреступления?

— Что ты! Это слишком сложно. Получается, что убийствобыло запланированым, а не случайным.

— Ну и что?

— Ты бы могла запланировать убить кого-нибудьсковородкой?

— Да, действительно. Как-то некругло. — Риммапомолчала. — Может, теперь, после покушения на Юрку, милиция поставит всенаши телефоны на прослушку. Звони только из автомата и говори: «Это Оля? Нет?Простите, я ошиблась номером». Я буду знать, что ты хочешь со мной встретиться.Встречаться будем здесь, примерно через два часа после звонка. Устроит?

Они обнялись, и Элла поехала выполнять порученияОвсянникова. Она была рада, что Римма рассказала про Юрку правду — невзирая настрогое предупреждение милиции. Как бы она продолжала этот свой маскарад ипритворялась племянницей Шведова, думая, что Юрка умер? Врачи сказали, что естьшансы, а они слов на ветер не бросают!

Троллейбус, в который она села, застрял в пробке на узенькойулочке и встал насмерть. Пешком идти было слишком далеко, тем более что надворе похолодало. Через полчаса сидения в промерзшей насквозь железной коробкеу Эллы окоченели ноги. Она била сапогом по сапогу и ничего не чувствовала.Благо любимая подруга Лариса Трошина жила у той же самой станции метро, что иРимма, и мама. Девочки родились, выросли и учились в этом районе. Лариска врядли выздоровела, поэтому сидит дома и сможет принять ее и хотя бы напоитьгорячим чаем.

Элла вылезла из троллейбуса, который к этому временипокинули почти все пассажиры, и пешком доплелась до Ларисиного дома. Позвонилав дверь и неожиданно испугалась — вдруг оттуда выскочит милиционер и защелкнетна ней наручники? Однако из двери выскочила лохматая Ленка. Сегодня ее короткиеволосы были розово-рыжими, как грейпфрутовая кожура.

— За тобой гонятся? — с преувеличенно серьезнойфизиономией спросила она. — Можешь спрятаться в кладовке — там уютно. Покрайней мере, кошке нравится. И консервов там до фига.

— Как Лариска? — спросила Элла, стягивая с того,что должно было считаться ее ногами, задубевшие сапоги. — Как ее горло?

— Ба! — воскликнула нахалка. — Ты пришлапроведать любимую подругу, рискуя жизнью и свободой?

— Иди в болото, — пробормотала Элла и прошлепала вкомнату.

Лариска сидела на пуфике перед трюмо и увлеченно расчесывалаволосы. Элла разинула рот — они тоже были розово-рыжими, как у Ленки.

— Девки, вы чего, о-офигели?! — ахнула Элла.

— Не боись, это просто оттеночный шампунь! —успокоила ее Лариса свистящим ларингитовым шепотом. — Правда, клево?

Элла решила, что не будет сейчас разыгрывать душераздирающуюсцену под названием: «Поповского убили». Раз Лариска не знает, пусть лучше незнает.

— Клево, — сказала она, плюхнулась на диван ипринялась растирать ноги. — Чай у вас в доме водится? Я, собственно,забежала чайку попить.

— Это ты офигела! — тотчас заметила Лариса. —За тобой гоняются федеральные власти, а ты ходишь по подружкам и распиваешьчаи. Что ты вообще делаешь для того, чтобы спасти свою шкуру?

— Пытаюсь выяснить, кто на самом деле убил моего мужа.

— Расскажи! — потребовала Лариска, увлекая ее накухню. — Хоть что-нибудь сдвинулось с места?