— Я в тот вечер смотрела по телевизору запись передачии очень ругала себя — зачем я туда пошла, на телевидение? Но сделать уже ничегобыло нельзя, я же не распоряжаюсь эфиром. И когда Игорь позвонил и началкричать, я думала, что все дело в ток-шоу.

— С какой стати вы вообще решили обнародовать своюисторию? — спросила Элла, в которой запоздалая ревность окончательнозаглушила страх. — Жили бы себе спокойно…

— Да как же спокойно? — с душераздирающейинтонацией спросила Надя. — Я ведь не замужем!

— Ну и что? — опешила Элла. — Сейчас знаетесколькие не замужем? Если всех незамужних выстроить по экватору, выйдет какминимум три оборота!

— Женщина должна хотя бы побывать замужем! —упорствовала Надя, сделав угрюмое лицо.

— Почему бы вам не побывать замужем вот за ним? —требовательно спросила Элла, кивнув подбородком на Маргачева.

Тот стоял посреди коридора в позе провинившегося дитяти,зато губы кусал с байроновской страстью.

— Что же, вы совсем ничего не понимаете? —неожиданно рассердилась Надя. И тут же объяснила:

— Саша прекрасный человек, но он мало зарабатывает. Мыс Шуриком не сможем жить на актерскую зарплату!

— Тогда и Шурика надо было рожать не от актера! —выговорила ей Элла.

Отчего-то ей стало казаться, что убивать ее здесь несобираются. Эти двое не были похожи на злодеев, а Маргачев меньше всего годилсяна роль убийцы, хотя злого оборотня играл очень правдоподобно.

— А алиби у вас есть? — спросила Элла, голоскоторой обрел, наконец, присущую ему звучность.

— У меня есть! — тотчас сказала Надя тономприлежной ученицы. — Я была у подруги с еще двумя подругами.

— А у меня нет, — эхом откликнулсяМаргачев. — Я спал дома после спектакля. Один. — Он поднял голову ипосмотрел на Эллу просительно:

— Но я не убивал вашего мужа, честное слово!

— Что мне ваше честное слово? — расстроиласьта. — Меня в убийстве подозревают, а за что, собственно? У всех кругоммотивы, которых на три убийства хватит, а я, как дура, бегай от милиции!

— Так вы тоже не знаете, кто убил Игоря? —спросила Надя.

— Пока не знаю, но узнаю! — неизвестно комупригрозила Элла. — Кстати, вы когда-нибудь видели у Игоря коричневыйпортфель? — спросила она, с трудом перешагнув через собственную гордость.

— Не-ет, — проблеяла Надя. — Никогда невидела. Ко мне он никогда с портфелем не приезжал, — добавила она инеожиданно покраснела.

Из-за того, что она покраснела, Элла слегка смягчилась.

— Тогда еще один вопрос. После спектакля Игорь заявил,что поедет через Садовое на Маяковку. У вас не возникает никаких ассоциаций?Все-таки вы были с ним знакомы гораздо дольше, чем я! — великодушно призналаона. — Может быть, он там кофе пил или заходил в какой-нибудь фирменныймагазин за любимыми сигаретами?

Надя собрала лоб в гармошку, несколько секунд рассматривалапотолок, потом радостно объявила:

— На Маяковке живет его друг Рома Хоменко. Мы часто ездилик нему в гости… — Надя прикусила язык, и в коридоре повисло неловкое молчание.

— Правильно вы меня по телевизору дурой назвали, —похвалила ее Элла. — Вы вот что, — ей понравилось чувствовать себявеликодушной, — вы сейчас позвоните этому Роме и скажете, что я к немучерез полчаса приеду для приватного разговора. А вы, — обратилась она кМаргачеву, — меня к нему отвезете.

Возражать ей никто не стал, и в назначенное время Элла ужестояла перед железной дверью, за которой обитал неведомый Хоменко. Когда оноткрыл дверь, то выглядел очень, очень смущенным.

— Здрась-те! — сказал он и сделал такой широкийприглашающий жест, что даже стукнулся рукой о стену. — Я — Рома.

— А я жена Астапова! — жестко сказала Элла, решивне сюсюкать с человеком, который водил дружб?? с любовницей друга, а не с егозаконной женой. — У меня к вам есть несколько вопросов. — Она сделалавыразительную паузу и добавила:

— Если вы не возражаете.

Хоменко не возражал и потрусил впереди нее на кухню, чтобызаварить чай. Он был довольно упитанным мужчиной с круглыми щечками, какихизображают на красочных этикетках немецкие пивовары. И еще носил нерусскиеусики и домашний костюм из толстого плюша. Он принес Элле свои соболезнования,которые запил большим глотком чая и заел пряником в шоколадной глазури.

— Что вас интересует? — спросил Роман,почувствовав, что Элла не расположена к задушевной беседе и не собираетсяугощаться сладостями, томящимися во всевозможных корзинках и вазочках.

Она несколько секунд думала, а потом выстрелила наугад:

— Коричневый портфель!

И попала в точку. Хоменко выронил из рук пустую чашку, иона, шлепнувшись на блюдце, опасно закачалась и тревожно задинькала. Щечки егообвисли, а губы сжались до размеров пуговки. Он схватил со стола салфетку ипромокнул совершенно сухой лоб. Потом жалко улыбнулся и сказал:

— Надеюсь, он попал в ваши руки!

То же самое он недавно говорил Наде Степанец, и сейчасиспытывал нечто похожее на угрызения совести.

— Нет, — ответила Элла с сожалением, —портфель пролетел мимо меня. Но я о нем знаю. Так что вы там в него положили?

— Как что? — изменился в лице Хоменко. —Деньги, разумеется! Вы что, сомневались?

— Много? — продолжила допрос Элла.

— Тридцать пять тысяч.

— Рублей или чего? — опешила та.

— Долларов, долларов, конечно! Это была его доля.Несколько лет назад он вложил в меня деньги! Не такую большую сумму, конечно,но она за это время выросла.

— В каком смысле — в вас?

— В мой маленький бизнес! — торопливо пояснилХоменко. — Но недавно — очень удачно для меня, надо признать! — Игорювдруг срочно потребовалась довольно крупная сумма. Я под это дело выкупил унего его долю. В тот вечер он заехал ко мне и забрал деньги. Они были вкоричневом портфеле.

— С серебряными замочками? — уточнила Элла.

— Просто с металлическими, — растерялся Хоменко.

— Я имею в виду — под серебро, а не под золото? Сбеленькими замочками, а не с желтенькими?

— С беленькими, с беленькими, — мелко закивал тот.И подобострастно спросил:

— Вы что, не можете его найти?

Элла не ответила. Вместо этого она откусила полватрушки,прожевала и вперила в Хоменко прокурорский взор:

— Алиби у вас есть?

— Ка-какое а-алиби? — У Романа пропал аппетит, ион отложил в сторону большую, обсыпанную корицей булку. — На когда?