Всю долгую дорогу через влажные, наполненные запахами тропиков, криками животных, стрекотом насекомых леса, спускаясь по серпантинам и выезжая в долины, я размышляла. Итак, деньги у меня были. Я снова покраснела от стыда: буду считать эти деньги стипендией Лэйнара Раммы худшей из учениц. Даст Бог, отдам однажды…

Вспоминая все книги и фильмы о беглянках, начиная с Джейн Эйр и заканчивая Догвилем, я понимала: если представлюсь местным девушкой в бедственном положении, жди проблем. Сироток ущемляют, шантажируют и используют самими неприятными способами. Но с воображением было туго. Видимо, из-за браслета на руке не удавалось ничего придумать. Только голова болела.

На одной из стоянок я увидела бойкую девушку на гегране, похожую на Даву Мирану. К ней обращались уважительно даже наглые возницы. Она выпила кувшин чего-то пенного, вскочила на летающего ската и улетела к отряду лаэров, которые, к сожалению, и сюда заглядывали. Я отвернулась, сердце дрогнуло.

– Спасатели? – спросила я у женщины с котомками.

– Летят с очередного подвига.

– Это хорошо, что тут стражи частенько летают. Порядок наводят, как везде в Аэранхе.

– Да нет, – покривилась женщина. – Чего им тут патрулировать? Больше из людских отряды в нашей-то глуши. Лаэры раз в день пролетят для порядку и хватит.

Увы, раз в день для меня было много. Я ведь даже не знаю, существуют ли у них какие-то магические снимки, чтобы предъявить каждому посту образ беглой преступницы. Даже если Лэйнар не станет меня искать, противные маги из суда дело наверняка так не оставят. Я на секунду подумала о Дезмонде, который тоже ненавидел законы Аэранха, но тут же отмела все мысли о нём. Он не замедлит с тем, чтобы навредить Лэйнару, ведь у них открытая вражда.

– На границе крылатые и то реже появляются, – добавила женщина. – Там только миссионеры по праздникам. Завезли народ, забросили в построенные хижины и сами разбирайтесь.

– Ну и как они, разбираются?

– Как жили по своим дикарским законам, так и живут. Без документов, без уровней зрелости. Как звери, честное слово! Если ограбили кого на ночной дороге, к Оракулу не ходи, точно они!

– Бедствуют? – спросила я.

– Если бы! Им там помощь сверху отправляют, чтоб не голодали, когда неурожай. Через границу в Медатор пускают поохотиться без особых правил. Но этих зверей ещё и на подвиги тянет. Всё жду, когда их обратно выселят!

– И что? Должны?

– А кто ж их знает? Лучше б лаэры нас, порядочных людей, поддерживали. Мы всё трудами, сами. Что добудем, то наше. По-честному.

Ясно. Отношение к дикарям здесь такое же, как везде к беженцам. Нравы у них опасные, но теперь понятно, куда реже всего способна нагрянуть стража. И это прекрасно! Значит, мне к дикарям. Боже, но ведь там же наверняка беспредел и преступность! Куда меня несёт?!

– Подайте! – вдруг раздалось хриплое справа.

Я оглянулась. Из кучи тряпья и досок ободранный худой нищий с нечёсаными седыми космами протянул грязную крупную руку. Лишь по коже без морщин я поняла, что он не старик.

– Не подавай, пропьёт всё! – выругалась женщина, прижимая котомку к груди, словно тот мог отнять. – Все они такие!

– Какие? – тихо спросила я.

На меня смотрели больные, почти безумные глаза немолодого оборванца. Руку он продолжал тянуть и повторять настойчиво хриплым голосом:

– Подай. Подай.

– Да лаэры ж изгнанные! – с пренебрежением проговорила попутчица. – Только ведь за тяжкие преступления крылья обрубают, за ерунду никогда! Заслужили, а потом жалятся… ходят, кровные аэрхи выпрашивают!

При этих словах нищий убрал руку, глаза сверкнули и потухли, он отодвинулся и влез под грязную тряпку, висящую, как навес, над хламом.

– Это лаэр?.. – оторопела я.

– А то кто ж… Видишь, здоровенный какой? Сколько езжу на ярмарку, вечно побирается. Лет десять поди.

– Они же богаты…

– Ты откуда вообще? Из леса? У преступников всё забирают! Этого хоть в Медатор не вышвырнули к хищникам, да толку!

Я сглотнула. От жалости и ужаса у меня пропал дар речи. Вверх к горам улетали четверо прекрасных крылатых мужчин и девушка на гегране, а рядом… Какой жестокий мир!

От продолжающей унижать словами опустившегося лаэра тётки, я отошла, стало тошно. И без разницы, что он сделал. От страха за Лэйнара начало жечь под лопатками, словно это мне могли обрубить крылья. Нет, я правильно поступила! Лэйнар спас меня, я ему должна! И просто… просто…

В горле собрался ком. Я быстро достала несколько монет и положила на промасленную тряпицу возле нищего. Худая рука сгребла их. Он на меня даже не посмотрел.

– Лучше б мне дала, глупая! Упьётся же до смерти! – проговорила тётка, следуя за мной, как баржа за катером.

Я не стала ей отвечать – не поймёт. Но с этой минуты бояться за себя я перестала. В конце концов я могла убиться в шахте лифта или расплющиться, падая со Шпиля магов. Нужно сделать так, чтобы меня не нашли. Цель предельно ясна.

Снова сев в повозку, я перебирала в голове варианты, как план нового романа. Тётка с котомками, к счастью, сошла на следующей остановке. А я собирала информацию о дикарях и их поселениях. Спрашивала то у одного, то у другого. Когда картина стала ясна, я решила: представлюсь исследователем. Мол, у меня миссия для истории. В духов тут все верят, в Оракула тоже, а дикари неграмотны.

Меня взяла оторопь от собственной наглости, но я сказала себе: у меня был такой персонаж – Рина Гранда. Он проработан, прожит, отшлифован, я знаю о Рине всё! В некотором смысле это лучшая версия меня. И хоть я не златокудрая магесса, сражающая наповал взглядом и красотой, представлю, что я такая.

При очередной попытке представить хоть что-то заломило в висках. Я сглотнула горечь. На следующей станции заказала у тавернщика кувшин пенного напитка, подражая девушке из отряда спасателей, и сказала себе, что вместе с кислятиной пью наглость, уверенность и успех. Не для себя. Ради Лэйнара. У меня нет права на провал, и точка!

* * *

Утром следующего дня я предстала перед вождём дикарей в приграничном посёлке. Я заплатила вознице, чтобы подождал меня у хижины с покрытой пальмовыми листьями крышей и колоннами-столбами из связанного бамбука. Вождь был видным мужчиной лет пятидесяти с орлиным носом, худым лицом и кожей цвета морёного дуба. Деревянные украшения на запястьях и шее, по которой ветвилась татуировка; две серьги в ухе. Рубаха из некрашеной ткани, похожей на лён. Несмотря на соломенного цвета волосы, он был похож на индейца и смотрел жёлтыми глазами в упор.

– Чего тебе надо?

– Пожить у вас в селении. Я решила, что будет правильным спросить у вас разрешение.

– Чего тебе, девице, здесь делать?

Врать так врать! Я взглянула прямо и сказала: