Даже у игрушечного Принца есть свои привилегии.

— Хочешь перекусить?

— Не откажусь, Принц.

Эрнадо взял с подноса горсть крошечных оранжевых ягод.

— Попробуйте их, Принц. Это королевская еда — лишь на однойпланете в галактике растет снежный виноград.

Я отправил в рот пригоршню ягод. Губы обожгло маслянистымхолодком. Сок имел странный, дразнящий вкус — кисло-сладкий и мятныйодновременно.

Никогда не любил сигарет с ментолом и мятных жевательныхрезинок.

— Рассказывай дальше, Эрнадо.

Мой бывший учитель торопливо отложил оранжевую гроздь.

— Я вел бой на самой границе нейтрализующего поля. Когдакатер подбили, начал планировать. И вошел в поле за несколько секунд до взрыва,который из-за этого не произошел. После мне оставалось лишь приземлиться.

— Не самое простое занятие с неработающим двигателем.

— Гравикомпенсатор смягчил удар. Ну а в горах меня не смогбы взять и батальон гвардейцев… Когда я увидел, что началась эвакуация, то сталпробираться к дворцу. Было ясно, что Шоррэй проиграл. Конечно, то что он мертвя не предполагал…

— Это была случайность.

— Шоррэя нельзя победить случайно, Принц.

В голосе Эрнадо звучала такая убежденность, что я не сталспорить. Перебрав несколько блюд я выбрал, наконец, приемлемое — копченое мясо,нарезанное узкими полосками и залитое почти безвкусным соусом.

Эрнадо взглянул в окно. Сквозь густую зелень паркапроглядывало почерневшее от пожара здание одного из дворцов.

— Гиары выплатят компенсацию, и немалую, — мстительно сказалон. — Через месяц-другой все разрушенное восстановят. Жаль, что…

Он замолчал.

Я глотнул воды из хрустального бокала. Неплохая минералка,но «Боржоми» лучше.

— Продолжай, Эрнадо, — попросил я. — Жаль, что я этого неувижу? Не так ли?

Эрнадо опустил глаза.

— Отвечай!

— Да, Принц.

Я встал из-за стола. Подошел к огромному круглому зеркалу,висящему на стене. Деревянная рама, покрытая неизменной резьбой, походила напроизведение искусства. Само зеркало, безукоризненно ровное и чистое, отражаломеня в полный рост. Костюм из тонкой золотистой ткани. Великолепно уложеннаяпарикмахером прическа. Принц…

— Повелителем великой планеты не может быть человек,пришедший ниоткуда. Лорд несуществующего мира, — сказал я. — Герой, победившийШоррэя, — пожалуйста. Хороший парень, достойный золотого памятника внатуральную величину — ради Бога. Кто угодно. Но не повелитель планеты, небудущий император. Не муж принцессы. Так, Эрнадо?

— Да.

— Ты знал об этом всегда, с первой нашей встречи. Но ничегоне сказал. Почему?

— Я спасал свой мир, Принц. Свою планету. Я виноват, ноиначе поступить не мог.

Я задумчиво посмотрел на сержанта. Я тоже был виноват передним — вот только он этого не знал. Ужасно удобная ситуация, когда винапревращается в обиду…

— Быть может, я попрошу от тебя чего-то очень похожего,Эрнадо. Пусть даже окажусь в свою очередь неправым.

Сержант с любопытством посмотрел на меня. Ответил, тщательноподбирая слова:

— Это будет справедливо, Принц. Я в долгу перед вами, а мояпланета в безопасности.

Я кивнул. И произнес неожиданно для самого себя:

— Кажется, мы договорились быть на «ты», Эрнадо?

— Тогда мне придется не называть вас Принцем или Лордом. Сэтими словами фамильярность у меня не получится.

— Я не совсем Лорд, и совсем не Принц, Эрнадо. Я Серж, спланеты, которой нет.

Эрнадо ответил, словно переступая невидимый порог:

— Ты прав, Серж. Это, по крайней мере, честно… Ситуацию тебеобъяснила принцесса?

— Нет. Она никак не решится на крупный семейный разговор.

— А кто же?

— Шоррэй. В доверительной, но увы, короткой, беседе.

Доканчивать завтрак Эрнадо пришлось в одиночестве. Меняохватило то странное состояние, в котором процесс размеренного поглощения пищиили просто пребывание на одном месте кажется преступлением. Я отправился кпринцессе.

С каждой минутой дворец все больше казался похожим налабиринт. Целеуказателя у меня не было, а спросить кого-нибудь изнемногочисленных слуг мешало самолюбие. Принц, заблудившийся во дворце, пустьдаже и чужом, — отличная тема для анекдотов.

Я бродил по огромным залам — камень и дерево, ни малейших следовтехники, во много раз опередившей земную. Наверное, потому ее и не было видно,что она походила на земную, как умещающийся в дипломате компьютер на первыеламповые ЭВМ… Я проходил по галереям, абсолютно прозрачным изнутри, новыглядевшим как каменные снаружи. Я шел по коридорам, где дыхание древностибыло настолько достоверным, что становилось фальшивым.

Этот мир тоже играл свою роль, как Шоррэй — рольсверхчеловека. Он был монархией, потому что это устраивало каждого подданного.Лучше быть императорским солдатом или младшим дворцовым слугой, чемвоеннообязанным насквозь демократичного режима, или уборщиком в зданиипарламента. Легче жить по туманным обычаям и ритуалам столетней давности,трактуя их как только угодно, чем устанавливать и выполнять справедливыезаконы, устаревающие на следующий день после подписания.

А уж если существует монархия — то необходим очень древний итаинственный дворец. Не беда, что в его стенах больше металла и микросхем, чемкамня. Главное — фасад. Главное — не выйти из роли.

С детства ненавижу написанные на бумаге экспромты и хорошоотрепетированные любительские спектакли.

Я остановился посредине очередного зала, напоминающеговыставку батальной живописи. Картин здесь было не меньше сотни, а в сюжетахмирно соседствовали взмыленные лошади и падающие на скалы звездолеты. Наверное,художник нашел бы здесь немало интересного.

К сожалению, я абсолютно не умею рисовать.

— Кратчайший маршрут к помещению, где сейчас находитсяпринцесса, — сказал я.

В этих дворцах легко заблудиться, прожив в них всю жизнь. Аимператору тоже не к лицу звать на помощь слуг.

На белых мраморных плитках, которыми был выложен пол,появилась тонкая, светящаяся красным линия. Я удовлетворенно кивнул.

Ритуал есть ритуал, против него не пойдешь. Если уж положеноввести голос принца в информационный центр дворца, то это будет сделано. А вотсообщать временному принцу об этом не обязательно.