— Послушай, Дом, я давно хотел тебя спросить, — осторожноначал он, — если твой дядя действительно такой «влиятельный человек», то какогоже черта ты здесь делаешь?

— А-а, это. Просто я совершил одну ошибку, и дядя Энрикорешил, что небольшой урок пойдет мне на пользу.

Смущенные нотки в голосе Доминика привлекли внимание Зака.

— И какую же именно ошибку ты совершил? — поинтересовалсяон.

— Последняя машина, которую я угнал, принадлежала дяде.

— Тогда тебе крупно повезло, что ты еще жив.

— Он сказал то же самое.

Несмотря на страшное напряжение, Зак с трудом сдержал смех.

— Он наверняка будет на свадьбе Джины. Эх, если бы яосвобождался на две недели раньше! — Еще немного посокрушавшись по этомуповоду, Доминик сменил тему. — Тебе, кстати, крупно повезло со стрижкой.Хорошо, что этой сволочи Хадли нравится, когда все узнают, кто сидит за рулемего машины. Если бы тебя обкорнали, как всех остальных, ты бы выглядел гораздоболее подозрительно. А так…

Сандини резко оборвал фразу и, проследив за его взглядом,Зак увидел еще одного расконвоированного, входящего в душевую.

— Пошевеливайся, Сандини, — гаркнул тот, рывком распахиваядверь, — и ты тоже, Бенедикт. Хадли хочет, чтобы его машина была готова черезпять минут.

— Доброе утро, Бенедикт, — язвительно поздоровался Хадли,когда Зак постучал в дверь пристройки, расположенной почти вплотную к воротам втюремной ограде. — Ты, я вижу, как всегда мрачен и угрюм? Значит, все впорядке. До того, как мы поедем, — добавил он, — выведи Гитлера на прогулку.

С этими словами Хадли протянул Заку поводок, прикрепленный кошейнику огромного добермана.

— Я вам в лакеи не нанимался, — отрезал Зак, и тотчас же нагладком лице Хадли расплылась блаженная улыбка.

— Тебе, я вижу, надоело пользоваться моим расположением, азаодно и всеми свободами расконвоированного? Или, может быть, тебе не терпитсяпоближе познакомиться с моей комнатой для особых совещаний?

Мысленно проклиная себя за несдержанность, причем именно втот момент, когда ему было что терять, Зак взял поводок. Как и многие маленькиемужчины, Хадли обладал гипертрофированным самомнением. А за его изысканнымиманерами скрывался изощренный, злобный и жестокий психопат с ярко выраженнымисадистскими наклонностями. Слава об этом шла далеко за пределами тюрьмы. Итолько в Комитете надзора за исправительными учреждениями либо ничего не знали,либо не придавали никакого значения высокой смертности, списываемой на «дракимежду заключенными»и «попытки к бегству». «Комнатой для особых совещаний»втюрьме называли звуконепроницаемую комнату, примыкавшую к кабинету Хадли. Узники,имевшие несчастье вызвать неудовольствие начальника, покидали ее внетранспортабельном состоянии и попадали либо в карцер, либо в изолятор, либопрямо в морг. Хадли умел заставить людей страдать и пресмыкаться. ФактическиЗак стал расконвоированным не столько благодаря безупречному поведению, сколькоблагодаря неукротимому тщеславию своего начальника. Этот мелочный деспотполучал ни с чем не сравнимое удовлетворение оттого, что роль его шофера ипосыльного выполнял именно Захарий Бенедикт — бывшая звезда и всеобщийлюбимчик. Как ни парадоксально, но именно тщеславие Хадли сыграло роковую рольв тщательно спланированном побеге Зака.

Таща на поводке упирающегося добермана, Зак услышал, каквдогонку ему неслось:

— Да, Бенедикт. Не забудь убрать за Гитлером. Зак достал изчулана лопатку и поднял голову. Серое, свинцовое небо обещало обильныйснегопад.

Усевшись на заднее сиденье, Уэйн Хадли запихнул в кейснаброски своего будущего доклада, расслабил галстук, вытянул ноги и, глядя надвоих расконвоированных на переднем сиденье, удовлетворенно вздохнул. Сандинибыл просто мелким мошенником, грязным итальяшкой, полным ничтожеством. Его ирасконвоировали-то лишь потому, что один из его крутых родственников имелвлияние на какую-то важную шишку в системе и Хадли просто получил негласноеуказание. А так от Сандини не было никакого толку. Да и какое удовольствиеможно получить от травли обычного жалкого прохвоста?

Совсем другое дело — Захарий Бенедикт. Этот был кинозвездой,секс-символом, богачом. Из тех, у которых свои самолеты, роскошные лимузины сшоферами и тому подобное. А теперь эта мировая знаменитость выполняет все, чтоему прикажет он, Уэйн Хадли. Нет, все-таки есть в мире справедливость.Настоящая справедливость. Да, этого Бенедикта нелегко пронять, вывести из себя,но иногда Хадли все же донимал и его. Вряд ли тому было приятно, когда Хадлизаставлял его смотреть по видео последние фильмы и церемонию вручения«Оскаров». Хотя с этим толстокожим гордецом нельзя было быть ни в чемуверенным. Вот и сейчас мозг Хадли усиленно работал в поисках самой больной инеприятной темы. А что, если попробовать секс?

Когда машина затормозила у светофора, неподалеку от местаназначения, Хадли немного наклонился вперед и, придав своему лицу выражениеневинного любопытства, поинтересовался:

— Бьюсь об заклад, что раньше бабы так и лезли в постель ктакому богатому и знаменитому парню, как ты. А, Бенедикт? Ты, наверное, исейчас иногда думаешь о женщинах? О том, как они пахнут, какой вкус у их губ,какое на ощупь тело, правда? Хотя, может быть, ты на самом деле не такой уж исекс-гигант. Если бы это было так, то та светловолосая сучка, твоя жена, врядли бы спуталась с этим парнем. Как его бишь? Остин, кажется. Или я не прав?

Напряженно всматриваясь в зеркало обзора, Хадли судовлетворением отметил, как напряглось лицо Бенедикта, но он ошибался,подумав, что причиной тому был разговор о сексе, а не имя Тони Остина.

— Даже если тебя когда-нибудь и освободят досрочно — в чем ялично сильно сомневаюсь, — то все равно можешь особенно не рассчитывать набурную половую жизнь. Хотя все бабы — шлюхи, но даже у шлюх есть свои принципы,и они не особенно жалуют всяких разных подонков вроде тебя.

Несмотря на то что Хадли обычно прилагал максимум усилий,чтобы сохранить хотя бы внешнюю невозмутимость, это ему не всегда удавалось.Вот и сейчас, несмотря на все потуги, злобная, неуемная агрессивностьначальника все же вырвалась наружу:

— Отвечай на мои вопросы! Слышишь, ты, сукин сын? А не тоследующий месяц проведешь в карцере! — Хадли с трудом овладел собой и продолжалпочти любезно:

— Наверное, в добрые старые времена у тебя был личный шофер?Полагаю, что да. А теперь посмотри на себя. Кто ты? Значит, на свете все-такиесть Бог. И он все видит!