Засунув руки в карманы, Тед еще некоторое время постоял натротуаре, глядя вслед удаляющейся машине. В зеркало заднего обзора Джулиявидела его высокую стройную фигуру. Она с грустью отметила застывшее накрасивом лице брата отчужденное и замкнутое выражение, которое появилось послеего развода с Кэтрин Кахилл. Кэтрин всегда была лучшей подругой Джулии иосталась ею по сей день, несмотря на то, что переехала в Даллас. Ни Кэтрин, ниТед не сочли нужным объяснить Джулии причины своего разрыва, а сама она ничегоне могла понять и отказывалась мириться с фактом, что двое столь любимых еюлюдей не могут любить друг друга. Отогнав эти грустные мысли, Джулия попыталасьсосредоточиться на предстоящей поездке в Амарилло. Лишь бы не было снегопада.

— Эй, Зак, послушай, а что ты будешь делать, еслипослезавтра пойдет снег? — свесившись с верхней койки, Доминик Сардиниобращался к человеку, лежавшему внизу, неподвижно уставившись в потолок. — Тыслышишь меня? Зак! — Не дождавшись ответа, Доминик немного повысил голос.

Отвлекшись от непрестанно одолевавших его мыслей о скоромпобеге и сопряженном с ним риске, Зак перевел взгляд на гибкого,оливково-смуглого тридцатилетнего итальянца, который был его соседом по камерев амариллской городской тюрьме и принимал непосредственное участие впредстоящей операции. Дело заключалось в том, что дядя Доминика, который всоответствии с тюремной картотекой являлся всего лишь отошедшим от делбукмекером, на самом деле был не кем иным, как одним из донов лас-вегасскоймафии. Зак заплатил Энрико Сандини целое состояние за организацию своегопобега. Но несмотря на все уверения Доминика в том, что его дядя — «уважаемыйчеловек», Зак до сих пор сомневался в надежности слова мафиози и в том, чтоогромная сумма, переведенная Мэттом Фаррелом на счет Энрико Сандини,действительно купит ему свободу.

— Думаю, что со снегопадом я уж как-нибудь управлюсь, —отрезал он.

— Чудно. Но когда «управишься», не забудь, что должен мнедесять баксов. Мы поспорили на них еще во время прошлогодней игры «Бээрз», а тымне их до сих пор не отдал. Помнишь?

— Отдам, как только выберусь отсюда, — ответил Зак и, на тотслучай, если их кто-нибудь подслушивал, добавил:

— когда-нибудь.

Заговорщицки ухмыльнувшись, Сандини снова улегся на своюкойку, скрестил ноги и, распечатав пришедшее из дома письмо, углубился вчтение.

Десять паршивых долларов… Еще больше помрачнев, Заквспомнил, с какой легкостью в свое время он разбрасывался десятидолларовымичаевыми. А в том аду, где он провел последние пять лет, за десять долларовмогли и убить. Заветные десять долларов делали доступными любые «радости»,скрашивающие однообразное существование заключенных, — сигареты с марихуаной,таблетки и журналы на любой, самый извращенный вкус. За деньги здесь можно былокупить и многое другое.

Зак давно взял за правило не вспоминать прежней жизни.Подобные воспоминания делали его новую обитель — пятиметровую камеру сраковиной, парашей и двухэтажными нарами — еще более невыносимой. Но сегодня,когда он твердо решил бежать или умереть, Зак сознательно пробуждал в себеполузабытые воспоминания, и вместе с возвращающейся памятью в нем крепларешимость бежать во что бы то ни стало, как бы ни был велик риск. Он хотелвспомнить и бессильную ярость, овладевшую им, когда за его спиной захлопнуласьдверь тюрьмы, и то, что произошло на следующий день, когда во время прогулки втюремном дворе его окружила толпа ублюдков.

— А вот и наша звезда, — подзуживали они, — ну-ка, давай,покажи нам, как тебя научили драться в Голливуде.

Когда Зак бросился на самого здорового из этих подонков, имвладела не только безрассудная злость. Было и еще кое-что — подсознательноежелание как можно скорее покончить счеты с жизнью, но перед смертью все жеуспеть причинить боль своим мучителям. Что касается последнего, то это емуудалось. Зак был в прекрасной форме, да и бесчисленные трюковые драки вфильмах, где он играл «крутых парней», многому его научили. Драка закончиласьдля Зака тремя сломанными ребрами и отбитой почкой, но по меньшей мере двое изего противников выглядели гораздо хуже.

Эта победа стоила ему недели карцера, но зато больше никто иникогда не пытался задирать его. По тюрьме распространился слух, что он опасныйманьяк, и даже самые свирепые бандиты обходили его стороной. Определенноеуважение в здешних кругах вызывало также то, что он был не каким-нибудь мелкимжуликом, а осужденным убийцей. Шло время, и тюремная жизнь многому научилаЗака. Через три года он понял, что единственный способ хоть как-то облегчитьсвое существование — это попасть в категорию расконвоированных. А для этогонужно было стать паинькой и играть по здешним правилам. Поставив перед собойтакую цель, Зак вскоре достиг ее. У него даже сложились товарищеские отношенияс некоторыми из заключенных. Но ни одной минуты покоя за все эти пять лет.Успокоиться — значило смириться со своей судьбой, а Зак был не в состояниисделать это. Он ни на мгновение не мог последовать советам товарищей понесчастью и принять свое заключение как неизбежное зло. Он пытался играть иделал вид, что «приспособился», но это не имело ничего общего с его истинныминамерениями. Мысли о чудовищной несправедливости всего происшедшего с нимначинали одолевать его с момента пробуждения и не прекращались до тех пор, покаон не засыпал. Ему было необходимо бежать как можно скорее, пока они не свелиего с ума. План побега был разработан до мельчайших деталей. Каждую средуУорден Хадли, хозяйничавший в тюрьме, как в своей личной вотчине, отправлялся вАмарилло на заседание правления округа. Зак выполнял при нем функции водителя,а Сандини — посыльного. Сегодня была среда, но накануне Хадли сообщил, чтозаседание переносится на пятницу. Таким образом, запланированный побеготкладывался на два дня. Зак до боли стиснул зубы. Если бы не эта идиотскаязадержка, он бы уже был на свободе. Или в морге. А теперь впереди еще двадолгих дня, и Зак не знал, как ему удастся перенести это ожидание.

Закрыв глаза, он снова и снова прокручивал про себя планпобега. Обо всем, что касается денег, средств передвижения и поддельныхдокументов, позаботится Энрико Сандини. Остальное зависело от Зака. И егобольше всего беспокоили непредсказуемые факторы, такие, как погода и возможныеполицейские кордоны. Как бы тщательно ни было все спланировано, всегда остаетсявероятность какого-то непредвиденного прокола, от которого весь план можетрухнуть, как карточный домик. Конечно, риск огромен, но для Зака это уже неимело никакого значения. У него не было выбора — либо оставаться в этомкошмарном месте до тех пор, пока он окончательно не сойдет с ума, либорисковать быть застреленным при попытке к бегству. Для Зака второй путь былгораздо предпочтительнее первого.

Он прекрасно осознавал и то, что даже если побег пройдетудачно, за ним никогда не перестанут охотиться. В течение всей своей оставшейсяжизни — может быть, очень короткой жизни — он будет обречен скрываться. Онникогда не сможет расслабиться и всегда будет с опаской оглядываться посторонам независимо от того, как далеко забросит его судьба. И все равно этобыло лучше, чем оставаться здесь.