– Господи, ты не шутишь! Пусти меня, ой!

– Я не шутил никогда. Ты же знаешь, это не в моемхарактере.

– За что ты?..

– Не волнуйся, я уже не чувствую к тебе никакого зла.Наоборот, просто я хочу обезопасить себя, просто так нужно.

– Что я тебе сделала?

– Ты еще спрашиваешь? Но я не сержусь. Просто тыслишком много про меня знаешь, я не могу оставить все как есть. Хочу спокойноспать.

– Умоляю тебя! Я никогда ни чем…

– Конечно, никогда и ни о чем. Именно об этом я сейчаспозабочусь.

– Не надо! Я сделаю все, что ты хочешь, все… ах!

– Стерва! Кусаться еще вздумала! Ну вот, все испортила,могло быть так прекрасно, а теперь…

– Чтоб ты сдох, подонок! Ненавижу, ненавижу, ненави…

– Прости меня, дорогая Оленька.

– А-а-х-х!

Он отстранился, чтобы кровь не залила одежду, опустилобмякшее тело Ольги на ковер, заглянул в ее тускнеющие глаза и ровно ничего тамне увидел, кроме своего отражения. Затем он осторожно вынул нож из раны, прошелна кухню, вымыл его под краном. Потом кухонным полотенцем протер кран, дверныеручки и книжную полку, к которой прикасался, пока ждал Ольгу. С этой же полкион взял книгу, когда-то оставленную здесь. Затем последний раз взглянул намертвую женщину, попрощался с ней, открыл входную дверь рукой, обернутойносовым платком, вышел и запер ее за собой. На лестнице он, к счастью, никогоне встретил, он вообще был везучим человеком.

Хотя везенье это было относительное. Действительно, везучимего можно было бы назвать, если бы в доме напротив не жил человек с нескольконеобычным хобби. Одни люди собирают марки, другие – пустые винные бутылки,третьи – спортивные автомобили; одни люди увлекаются бальными танцами, другие –ориентированием на местности.

Валерий Афанасьевич Бруталов наблюдал в подзорную трубу засвоими соседями, а в особенности – за соседками. Ольга Головко была женщинамолодая, интересная, поэтому за ней Валерий Афанасьевич наблюдал особенно частои охотно. И можете себе представить его разочарование, когда, настроив своютрубу на Ольгино окно, вместо какой-нибудь пикантной сцены, он увидел впросвете между занавесками сцену убийства своей очаровательной соседки. ВалерийАфанасьевич изрядно огорчился: Ольга была, если можно так выразиться, егоизлюбленной моделью, и лишиться ее было неприятно. Но потом ему пришла в головумысль, что эта, в каком-то смысле моральная потеря, может быть скрашенасолидной материальной компенсацией. Дело в том, что Бруталов сумел рассмотретьвторого участника неприятной сцены в квартире Ольги. Этого мужчину ему ужеприходилось видеть в свою подзорную трубу, – конечно, в более приятныемоменты. Ну что ж, – подумал коллекционер светлых женских образов, –вам нравиться убивать женщин? Ваше право, но за удовольствие надо платить.

При этой мысли Валерий Афанасьевич заволновался. Волнуясь,он бледнел. Известно, что Александр Македонский брал в свою армию только тех,кто, волнуясь, краснел, считая, что только из таких людей могут получитьсяхорошие воины. Бруталов не собирался поступать в какую-то ни было армию, имнение покойного Александра его не интересовало. Волнуясь, он бледнел, и на егозапястье отчетливым белым полумесяцем проступал короткий шрам. Шрам онзаработал в детстве, порезавшись о гвоздь в заборе, когда удирал от хозяинаяблоневого сада, но, когда его спрашивали о происхождении этого шрама знакомыедамы, он делал загадочное лицо и говорил томным голосом, что это след давнейтрагической любви и не надо больше говорить на эту тему. В дамах это, какправило, вызывало сочувствие и любопытство.

Бруталов торопливо оделся и выскочил из дома как развовремя, чтобы заметить, куда направляется интересующий его мужчина. Он догналтого у троллейбусной остановки и вскочил в тот же троллейбус за секунду дотого, как закрылись двери. На руку ему играло то, что он преследуемого знал, атот его ни разу не видел. Тем не менее следовало соблюдать осторожность, иВалерий Афанасьевич стоял достаточно далеко от него, делая вид, что читает газету.Когда тот вышел на своей остановке, Бруталов также выскочил в последний моменти дал своей жертве отойти довольно далеко. Заметив нужный подъезд, ВалерийАфанасьевич подошел к сидевшим на лавочке востроглазым старухам и обратился кним вежливо:

– Гражданочки, вот сейчас только что в этот подъездмужчина зашел, так вы мне не скажете, из какой он квартиры?

Бабули смотрели на него недоверчиво.

– А тебе зачем это? – наконец спросила одна крайнеподозрительным тоном.

Валерию Афанасьевичу тон ее был безразличен, главное, онанарушила заговор молчания.

– А он, мамаша, к жене моей ходит. Честное слово,стыдно признаваться… Ну, я его досюда-то проследил, а дальше – не знаю…

На лице его престарелой собеседницы боролись два сильныхчувства: в глазах горело острое любопытство и желание разнюхать подробностискандала, а поджатые губы выражали осуждение неизвестной ей аморальной женщины.

– Какая я тебе мамаша, – пресекла она фамильярныйтон, – а стыдно не тебе должно быть, а ей, подлюге, от живого мужа гулять…Из сорок седьмой он, – заключила она совершенно прозаическим тоном.

Бруталов горячо поблагодарил «мамашу» и заторопился костановке. «Мамаша» смотрела ему вслед разочарованно – она надеялась, что будетмордобой.

Узнать номер телефона, имея адрес, было делом получаса.

День был субботний, и я нарочно спала подольше, пока все неушли из дому. Сестра с семейством поехали загород и Лолиту взяли с собой. Когдая выползла из комнаты в одиннадцатом часу, матушка блаженствовала на кухне. Онапила кофе с молоком и сахаром и решала кроссворд.

– Привет, мам, – хмуро молвила я.

– Привет, а ты что такая? Поссорилась со своим молодымчеловеком?

– Ой, я тебя умоляю, только не надо про молодогочеловека! Слышать о нем не могу!

– Все ясно, – грустно констатироваламатушка, – опять ничего не вышло. Ладно, будем считать, что ему повезло.

– Да уж!

– Выпей кофе, еще не остыл. И подскажи мне, вот тут трислова осталось.

Общими усилиями мы разгадали кроссворд, потом матушка пошлапоговорить по телефону с Валентиной Михайловной, а я стала мыть посуду. Убираясо стола, я сложила газету, где был кроссворд, и на первой странице увиделасообщение. Что такое?

Позавчера, в четверг, неизвестными лицами убит сотрудникэкологического комитета при мэрии Лифарев. Ведется следствие.

Там и фотография была. Этот Лифарев где-то в мэрии наприеме, его морда. Я лихорадочно считала. В четверг утром. А мы с Аликом виделиего накануне в среду. Противный мужик, орал на Алика, хамил. И Алик стал такойбледный, как тогда, когда ругался с Ларисой, и потом, с этим грубияном изгаража, как его? Иван Ладуненко. Что же это получается? Мистика какая-то, прямоСтивен Кинг. Нет, одной мне с этой чертовщиной не разобраться. Я рванулась ктелефону, буквально оттолкнула матушку и набрала номер тети Нади.