Еще ему все время хотелось есть — зверски, невыносимо. Еда стала чуть ли не единственной радостью, да и как по-другому восстановить силы, когда впереди еще полдня? Вечером Эрик засыпал, едва дойдя до кровати, утром ему тоже мучительно хотелось спать или хотя бы закрыться в комнате и никого не видеть. Мир сузился до низших потребностей, усталость сделалась основным чувством, заслонив собой все остальное — страх, раздражение, обиды… И вдруг оказалось, что у нее есть и приятная сторона: на размышления сил не остается — о том, что уже натворил, и о том, чего так и не сделал. В конце концов, Эрик решил: главное выжить сейчас, а дальше будет видно.

И вот наступил самый длинный день в году. Но он казался слишком коротким для всех тех дел, которые Аста спешила переделать до праздника. Полить все цветы в хранилище знаний, потому что впереди четыре выходных. Провести беседу с двумя учебниками биологии за восьмой класс, которые уже неделю препирались с Ветхим Заветом по поводу теории эволюции. Отдать старый экземпляр «Фауста» в переплетную, не слушая его восклицаний о том, что «и пес с такой бы жизни взвыл»,[6] и забрать как можно скорее — потому что станок для резки бумаги пугал его больше нечистой силы. И это все до обеда. Потом заскочить домой, взять заранее приготовленные вещи, побежать к Тайсе и помочь невесте собраться. Наконец, себя тоже привести в порядок, а потом можно идти на праздник. И вот дела завершены, но странное беспокойство, что преследовало ее всю неделю, никуда не исчезло, а только стало ощутимее. Аста искала ему объяснение, но не находила.

Казалось бы, вокруг одна радость — Арнэльм в эти дни стал еще волшебнее. Улицы украсили гирляндами из разноцветных флажков и маленьких золотых солнц, что светились в темноте, как настоящие. В булочной появился целый прилавок со сладостями, которые продавали только в это время года — цветочные пирожные с воздушным кремом. На главной площади по вечерам устраивали то концерт, то танцы, то вечер сказок, а днем там шумела ярмарка. И такие на ней продавали товары, что Аста, пройдясь однажды по рядам, раз десять напомнила себе, что все купить нельзя — иначе быть ей без велосипеда и новых босоножек. Но потом все-таки купила две вещи: пару невесомых бокалов из темно-зеленого («лесного», как здесь говорили) стекла — Тайсе и Лину в подарок, а себе — большой блокнот в обложке из коры парящего дерева. Преимущество такого блокнота — в нем можно писать на весу и вообще как угодно, он будет лежать или стоять в воздухе, как на поверхности. Что в нем писать, она пока не придумала, но уйти без него было бы мучением.

Аста как раз укладывала покупку в сумку, когда услышала знакомый голос:

— Любишь красивые тетрадки?

Она подняла голову: Свен стоял совсем рядом все в той же безрукавке с обтрепанными краями, в волосах — красная косынка, в глазах искорки. И когда он успел так подобраться, что она его не заметила?

— Ты меня выслеживаешь, что ли? — недовольно спросила Аста.

— Нет. Зашел инструменты глянуть и случайно тебя увидел. Пойдем, может, кофе выпьем?

Прилавок с инструментами — большой, полный всяких непонятных штук, — располагался на краю площади, у хозяйственной лавки. Аста только что заходила в нее, купить кое-каких мелочей. А в этом ряду были сплошь украшения, ткани и книги. Случайно, как же…

— Извини, в другой раз. Мне домой надо, обещала Тео кое с чем помочь.

Она быстро попрощалась и убежала, придерживая потяжелевшую сумку. Только бы не вздумал провожать…

И вот теперь Аста никак не могла собраться. Все мешало и не нравилось: то ленты на платье некрасиво торчали, то волосы, прямые от природы, рассыпались при попытке скрутить их в узел, то флакон с духами выскользнул из рук и чуть не разбился.

Тайса, веселая и спокойная, глядя на нее даже заволновалась:

— Да что с тобой такое? Как будто это ты замуж выходишь, а не я.

Аста, отчаявшись привести прическу в порядок, распустила волосы, пригладила их ладонью с каплей жидкого шелка и недовольно уставилась на отражение в зеркале.

— Слушай, — сказала она подруге. — У меня какое-то дурацкое предчувствие насчет этого вечера, целую неделю все из рук валится. Вот честное слово, если бы не ваша свадьба, я бы, наверно, подумала, идти или нет.

— Да ты что, — отмахнулась Тайса. — Это же лучший вечер в году. Знаешь, тут как праздник, так у всех предчувствие — в эти дни не раз бывали нападения. Но что ж теперь — из дома не выходить?

— Нет, это другое. Это как будто… — Аста задумалась, подбирая слова. — Как будто я пытаюсь вспомнить сон или событие из далекого прошлого, но не могу. Или не хочу, может…

— Тем более. Как раз отвлечешься. И думаю, кое-кто будет очень рад тебя видеть…

Свена, кроме встречи на ярмарке, она видела еще дважды — один раз, когда зашла отдать книгу (и тоже сразу убежала), и еще раз у булочной. Площадка рядом с ней, с широким навесом и висящими в воздухе столиками и скамейками, летом была излюбленным местом для посиделок. Тут встречались за кофе — поболтать и обменяться новостями. Аста уже видела там Свена в компании трех девушек, среди которых была и танцовщица, сменившая красное платье на бирюзовое. Судя по смеху, компания хорошо проводила время. Свен тогда тоже заметил Асту, улыбнулся, помахал рукой, но она только кивнула и поскорей прошла мимо. В другой раз он прислал ей записку, в которой спрашивал, как у нее дела, и приглашал прийти вечером на площадь, где как раз давали концерт. Она долго думала над ответом, потом написала, что все в порядке и много работы, бросила записку в ящик и тут же захотела достать ее, но ушла домой не оглядываясь. И теперь встреча с ним на празднике тоже добавляла волнения, но она быстро поняла: это здесь ни при чем.

…Может, это просто лето. Сумасшедшая, невыносимо яркая зелень, сладко-пьяные дожди, теплая, как родные ладони, земля, так щедро отдающая свое тепло. Легкие цветастые платья, малина, детство… Томас. Томас и бабушка. Самые драгоценные воспоминания, что уже никогда не станут радостными.

Когда все — жених и невеста в компании друзей, — идя пешком через город, добрались до реки, солнце как раз начало садиться. На берегу уже горели костры, стояли длинные столы под навесами на случай дождя, походная кухня с железной печкой и множество прилавков со всякой снедью. Лита, день летнего солнцестояния, была в Арнэльме одним из главных и любимых праздников — вместе с приветствием весны в марте, новым урожаем зерна в августе и Нолем в конце декабря, днем зимнего солнцеворота. Угощения к праздничному столу собирали и готовили всем городом, поэтому каждый мог есть и пить сколько угодно.

Если в тот же вечер играли свадьбу (а в этом году пар было целых четыре), то этой церемонией и открывали праздник. Для жениха и невесты пекли особый хлеб, украшенный разными фигурками. После венчания в реке от него отрезали две краюшки, и муж и жена кормили ими друг друга из рук, давая запить вином — в знак того, что в союзе важно поддерживать и питать друг друга, но помнить не только о насущном, а и о радостях жизни. Также обязательно каждый откусывал от своей краюшки — потому что нельзя все отдать другому, не позаботясь прежде о себе. Остальной хлеб раздавали по кусочку членам семьи и друзьям, а крошки с подноса, на котором он лежал, высыпали под порог нового дома, чтобы привлечь достаток.