Леонсии коснулась щеки Френсиса; и тотчас онипочувствовали, как их словно

пронизало током. И метис-капитан заметил это. Но онипочувствовали еще и то,

чего не мог заметить метис-капитан: сильнейшее смущение. Они изумленно

взглянули друг на друга и виновато опустили глаза. Френсис очень быстро и

так громко, что было слышно на другом конце палубы, стал объяснять, как

действует картушка компаса. Но капитан Трефэзен толькоусмехался, слушая

его.

Налетевший порыв ветра заставил Френсиса схватиться заштурвал. На нем

уже лежала рука Леонсии, и Френсису ничего не оставалось,как положить свою

руку поверх. И снова оба вздрогнули, и снова капитанусмехнулся.

Леонсия подняла глаза на Френсиса и тут же в смущенииопустила их. Она

высвободила руку и, давая понять, что урок окончен, медленно отошла от

штурвала, всем своим  видом показывая, что руль и  компас перестали

интересовать ее. Френсис остался в полном смятении: он понимал, что это

бесчестно, что это предательство, и, невольно взглянув наГенри, стоявшего к

нему в профиль, мысленно пожелал, чтобы тот не видел, чтопроизошло. Леонсия

между тем смотрела невидящими глазами на поросший густым лесом берег,

задумчиво вертя кольцо Генри вокруг пальца.

Однако Генри случайно видел все: он как раз в ту минуту повернулся к

ним, чтобы  сообщить, что на горизонте  появился какой-то  дымок. И

метис-капитан заметил это. Он подошел к Генри и с жестокостью индейца и

беззастенчивостью негра сказал вполголоса:

- Не падайте духом, сэр. У сеньориты доброе сердце,в нем найдется

место для вас обоих - ведь вы такие благородныеджентльмены.

В тот же миг ему была преподана одна извечная истина:белые не любят,

когда вмешиваются в их дела; придя в себя, капитанувидел, что лежит на

спине, от сильного удара о палубу у него ныл затылок, а лоб- от не менее

сильного удара, который нанес ему Генри.

И тут в капитане заговорила индейская кровь: внесебя от ярости он

вскочил на ноги, в руке его блеснул нож. Хуан, желтолицый метис, мигом

оказался рядом, в руке его тоже был нож. Подбежало еще несколько бывших

поблизости матросов - образовав полукруг, они сталинаступать на Генри; но

тот, с молниеносной быстротой отскочив к борту, ударомруки снизу выбил из

гнезда железный поручень и, поймав его на лету,приготовился к самообороне.

Френсис тотчас бросил штурвал и, выхватив пистолет-автомат, прорвался к

Генри и стал с ним рядом.

- Что он такое сказал? - спросил Френсис своегородственника.

- Я повторю, что я сказал, - угрожающе произнескапитан: сейчас в нем

взяла верх негритянская кровь, и он уже искал путь ккомпромиссу при помощи

шантажа. - Я сказал...

- Остановись, капитан! - закричал Генри. - Мнеочень жаль, что я

ударил тебя. Замнем это дело. Попридержи язык. Забудь. Мнеочень жаль, что я

тебя ударил. Я... - Генри невольно сделал паузу исудорожно глотнул: слова

не шли у него с языка. И только потому, что Леонсиястояла тут рядом,

смотрела на него и слушала, он сказал: - Я... я приношусвои извинения,

капитан.

- Вы оскорбили меня, - возмущенным тоном заявилкапитан Трефэзен. -

Вы нанесли мне увечья! А никто не имеет права наносить увечья подданному

короля Георга - да благословит его господь! - безденежного возмещения.

Услышав это откровенное требование шантажиста,Генри чуть было не

набросился на него. Но Френсис примирительно положил руку ему на плечо и

удержал. Совладав с собой. Генри издал нечто вродедобродушного смешка,

достал из кармана два золотых по десять долларов и, словноэти деньги жгли

его, сунул их в руку капитану Трефэзену.

- Дешево отделался, - не сдержавшись, вполголосапробормотал он.

- Ничего, цена вполне приличная, - заверил егокапитан. - Двадцать

долларов за расшибленную голову вполне приличная цена.Распоряжайтесь мною,

сэр, я к вашим услугам. Вы, безусловно, джентльмен. Затакую сумму можете в

любое время дать мне по уху.

-  И мне, сэр, мне тоже! - широко и подобострастно осклабившись,

вставил Персиваль, негр из Кингстона. - За такие деньги, сэр, можете

отлупить меня в любое время. И вообще можете лупить всякийраз, когда у вас

будут лишние деньги...

На этом происшествию и суждено было закончиться,ибо тут послышался

крик впередсмотрящего:

- Дым! Пароход прямо за кормой! Через час все ужезнали, что это за

дым и что он означает, так как буксиру "Долорес" не составило особого труда

нагнать "Анджелику", снова попавшую в полосу штиля, и теперь со шхуны,

которую отделяло от буксира всего каких-нибудь полмили, уже можно было

рассмотреть в бинокль его крошечную переднюю палубу, положительно забитую

вооруженными людьми. И Генри и Френсис сразу узнали среди них начальника

полиции и нескольких жандармов.

Ноздри старого Энрико Солано раздувались, - онвыстроил своих четырех

сыновей на корме, встал с ними рядом и приготовился к бою. Леонсия,

терзаемая любовью к Генри и любовью к Френсису, была больше увлечена

собственными переживаниями, хоть и не показывала виду: онасмеялась вместе

со всеми над жалким суденышком и вместе со всемирадовалась порыву ветра,

накренившему "Анджелику" на левый борт так, чтопоручни ее чуть не коснулись

воды, и погнавшему вперед со скоростью девяти узлов.

Но погода и ветер были в это утро неустойчивы. Ликлагуны то морщился

от налетавшего ветра, то снова становился гладким, какстекло.

- К сожалению, должен сообщить вам, сэр, что нам неуйти от них, -