наконец-то решил присоединиться к нам. Мы уже почти закончили, – с этими словами Уилл протянул сестре небольшую лопату.

Все вместе они принялись за работу: Лили звала маму каждый раз, когда из земли выглядывал червяк.

– Извини! – гримасничала дочь, когда Ань отбирала у нее лопату, закатывая глаза. – Они просто такие мерзкие.

– В Вунгтхэме мы с сестрами играли с ними и кормили ими кур, – сказала Ань. – А вы, дети, уж слишком нежные.

Джейн была сосредоточена не на земле, которую неторопливо отбрасывала, а на своих мыслях, ее губы шевелились, как будто она думала вслух. Ань подошла к ней.

– Ну что это такое! – сказала Ань. – Посмотри на свою футболку.

Джейн уставилась на свою белую майку, испачканную землей, и тут же принялась ее отряхивать.

– Прости, прости. У меня не очень хорошо получается, правда? – спросила она.

– Правда, – ответила Ань, стряхивая остатки земли с одежды дочери. – Ты из тех людей, что сидят в своих комнатах. – Она переключила свое внимание на куст форзиции, который следовало подрезать.

* * *

Джейн встала с ней рядом, рассеянно растирая в пальцах лепестки форзиции.

– Мама, – сказала она. – Ты не думала о том, чтобы снова начать общаться с людьми из твоей деревни? – Она вытерла лоб рукой. – Неужели тебе не интересно, чем они занимаются?

Ань внимательно посмотрела на свою любознательную дочь. Конечно, эта мысль приходила ей в голову. У Биань и Дука были страницы в «Фейсбуке», где им удалось отыскать нескольких друзей детства, и они призывали Ань и ее братьев сделать то же самое. Но Ань никак на это не решалась – отчасти потому, что плохо разбиралась в компьютерах, отчасти из-за страха перед тем, что́ сможет найти. Сейчас у нее все было хорошо. Зачем открывать дверь в прошлое? Она знала, что Тхань и Минь здесь, а ее родители, Май, Вэн, Дао и Хоанг мертвы. Этого было предостаточно.

Прежде чем Ань успела собраться с мыслями, Джейн заявила:

– Я создам тебе страницу. Можешь не пользоваться, если не захочешь. Но это совсем несложно, вот увидишь.

К ним присоединился Уилл с большой лопатой в руках.

– Что на обед? – поинтересовался он.

Ань ответила, что если бы он помогал с готовкой, то не спрашивал бы.

В статье «Семейный подход к внукам людей, переживших Холокост» (Американский журнал психотерапии, выпуск 57, № 4, 2003) авторы описывают несколько клинических наблюдений за семьями людей, переживших Холокост, сделанных во время терапевтических сессий. Исследователи пришли к выводу, что дети людей, переживших Холокост, в большей степени склонны к психологическим расстройствам и посттравматическому стрессовому расстройству по сравнению с населением в целом.

Дети людей, переживших Холокост, научились пренебрегать своими чувствами. Они считают свои проблемы и тревоги неважными в сравнении с родительскими. Они быстро усвоили, что их главная задача – быть «хорошим сыном» или «хорошей дочерью». Однако вскоре они осознали, что, как ни старайся, им никогда полностью не удовлетворить своих травмированных опекунов. Поэтому они испытывали чувство беспомощности.

Концепция трансгенерационной травмы заключает в себе идею о том, что травма может передаваться из поколения в поколение, что было зафиксировано у самых разных людей: потомков порабощенных, переживших войну, жертв насилия и беженцев. Само по себе событие, конечно, не может передаваться по наследству. Потомку достаются затянувшиеся симптомы. Тревожность или наркомания матери, вспышки гнева или депрессия отца. Дети, которые становятся свидетелями такого поведения, перенимают его, или же оно вызывает у них тревогу, создавая порочный круг расстройств.

На первой встрече психотерапевт поинтересовалась моей семейной биографией, и я рассказала о своей матери. Рассказала о бабушке и дедушке, о четырех младших братьях и сестрах, выловленных из моря, о войне, о пиратах и лагерях. Рассказала, что эти события постоянно вертелись в моей голове, но почти никогда не обсуждались, что на протяжении многих лет мне приходилось довольствоваться обрывками истории от родителей, дядей и двоюродных братьев. Рассказала, что иногда мама неожиданно становилась тихой и холодной, мгновенно превращаясь из близкой в отстраненную. В такие моменты она как будто боялась быть нашей матерью.

Стоило мне закончить рассказ, а психотерапевту – делать свои пометки, как она оторвалась от блокнота; ее очки сидели слишком низко на носу, выражение лица было добрым. «Ваше семейное наследие – сплошные смерти», – сказала она, и объяснила, что я отягощена этим наследством, которое мне так неохотно давали. Поскольку я не знала его в полной мере, мне пришлось додумать историю, и мое воображение устроило хаос. Я тонула в море шрамов и незаживающих ран, в призрачных видениях войны и погибших.

После нашей сессии я отправилась на прогулку по парку Рай в Пекхэме, переваривая все, что было сказано. Меня удивило чувство облегчения: я не злилась, не беспокоилась, а скорее была настроена действовать решительно. В завершение встречи терапевт посоветовала обратиться к семейному врачу за рецептом, и, вернувшись домой, я тут же записалась на прием.

«Я выпишу вам антидепрессант для лечения хронической депрессии и тревоги, – сказала доктор, как только я оказалась в ее кабинете. – Двадцать граммов эсциталопрама, пока по одной таблетке в день. Через месяц мы сможем увеличить дозу, если не будет сильных побочных эффектов».

Когда фармацевт вручила мне лекарство, я почувствовала, что начинаю всплывать со дна.

31

Февраль 2016 – Пекхэм

В доме были только Ань и Джейн, и обе молчали. С Лили и Уиллом разговоры шли свободно, их отношения с матерью были легкими. С Джейн все было иначе. Их взгляды на мир сильно разнились: Джейн – романтичная и чувствительная, Ань – прагматичная и толстокожая, но обе, пожалуй, на свой лад упрямые. Когда Джейн было шесть лет, она будила Ань посреди ночи со словами: «Мама, я боюсь умереть», – после чего втискивалась в кровать между ней и Томом. В то время Ань не отличалась особым терпением: не было никакого желания слушать о смерти по ночам, тем более после всех этих многочисленных бессонных ночей, которые пришлось потратить именно на это. Ань помнила, как Май прибегала к ней в постель в Вунгтхэме, потому что ей было страшно – страх, который был оправдан и реален во время войны, не то что тревоги Джейн, порожденные богатым воображением. Полусонная, Ань поворачивалась к Джейн спиной: «Ну что ты как маленькая. Возвращайся в свою постель».

* * *

Оглядываясь назад, она сожалела о своей несдержанности в такие моменты. Ань изо всех сил старалась быть сильной для семьи, скрывать свои горести и переживания, насколько это было возможно.