Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наконец, на двенадцатый день после смерти Гектора, с помощью богов его отец Приам, царь Трои, совершает рискованное путешествие в лагерь ахейцев. Он отправляется просить Ахилла вернуть ему тело сына, чтобы достойно похоронить его. «Вспомни своего родителя, – воззвал к Ахиллесу Приам в попытке вызвать сочувствие. – Он так же стар, как и я, он на мучительном пороге старости». Ахиллес, представив себе собственного отца, сдается и объявляет двенадцатидневное перемирие, чтобы дать троянцам время подготовить похороны.
Когда я дочитала «Илиаду», был уже первый час ночи, и все спали, кроме нас с мамой, единственных полуночниц в нашей семье. Спустившись на кухню, я обнаружила маму с кружкой чая и кроссвордом. Услышав шаги, она подняла голову:
– О, ты еще не спишь?
Я налила себе стакан воды.
– Как раз дочитывала книгу, – сказала я, сделав глоток.
Мы молчали, скрип ручки сливался с ночными звуками. Мне было интересно, что именно не дает маме спать все эти ночи. Мне было интересно, снятся ли ей кошмары, посещают ли духи. Может быть, ей, как Приаму, не дают покоя похороны ее семьи, вернее, их отсутствие.
– Почему ты так поздно ложишься спать? – наконец-то спросила я.
Она оторвала взгляд от бумаги, посмотрела на меня, а затем снова опустила глаза.
– Не знаю, – ответила она, пожав плечами. – Я всегда так делала.
Этот ответ породил еще больше вопросов. Мне хотелось узнать больше. Хотелось копнуть поглубже и отыскать причину, точнее, все причины, но вместо этого я просто кивнула, боясь, что моя навязчивость рассердит ее. Помыв свой стакан, я поставила его обратно на полку.
– Спокойной ночи, мама, – бросила я, покидая комнату и свои мысли, и закрыла за собой дверь.
32
Июнь 2019 – Хошимин, Вьетнам
Ань наблюдала, как гробы медленно заносят в кремационную камеру: сначала ее родители, затем Дао, Май, Вэн и последним – Хоанг, чей гробик был размером с обувную коробку. Прах ее младшего брата с трудом можно было разглядеть в пластиковом пакете, который передал им работник. Ань гадала, что из этого было его крошечными ручками, а что – коротенькими ножками и пальчиками на них. Ее поражали собственные мысли: они напоминали скорее констатацию фактов, чем печаль. Прах выглядел так, что она не могла полностью осознать, чтó именно держит в руках.
Вся семья вместе с Томом, детьми и братьями прилетела вчера вечером. Ань вышла из самолета, и у нее тут же закружилась голова от жары и влажности – они были неожиданными, словно объятия старого приятеля, которого она больше не узнавала.
Их двоюродный брат, Тхак, организовал перевозку тел из Гонконга в Хошимин. Они поддерживали регулярный контакт в течение последних трех лет, с того момента как Ань с помощью Джейн откликнулась на его сообщение на форуме. «Привет, Тхак, – писала она. – Кажется, что я и мои братья – это именно та семья, которую ты ищешь». Сначала братья были против. «А что, если он мошенник?» – спросил Минь, а Тхань добавил: «А что, если сумасшедший?» Но он оказался не мошенником и не сумасшедшим, а их двоюродным братом с американским акцентом, обожавшим бейсбол и старые машины, как и его отец. Год спустя Тхак с братом и матерью приехали навестить их в Лондоне, и они все плакали, когда обнимались и брали друг друга за руки, словно проверяя, настоящие ли они. Их американские кузены удивлялись росту Уилла, саду Ань и их окружению. Джейн показала им Биг-Бен и Британский музей. «Кстати, здесь все краденое», – бросила она, когда они проходили мимо Розеттского камня.
Во время той поездки Тхак заговорил о захоронении.
– Мы можем это устроить; надеюсь, ты знаешь, – сказал он за ужином. – Найдем им достойное место упокоения. Наши бывшие соседи организовали это для своих родителей. – Ань и ее братья переглянулись. Они обсуждали это, но только между собой, и всегда находились причины, чтобы повременить – беременность Ань или напряженный период работы у одного из братьев.
– Мы точно хотим вернуться туда? – спросил Минь. – Мы уехали не на самой лучшей ноте.
Ань и Тхань молчали, глядя в свои тарелки или чашки с чаем, не понимая, соглашаться или нет. Но Тхак дал толчок, в котором они так нуждались:
– Вы будете жалеть, если не сделаете этого. Я свяжусь с кладбищем в Кайтаке и постараюсь все организовать. – Что он и сделал.
* * *
Теперь Ань не терпелось расправиться с этим, поскорей все закончить. Вовсе не из-за своей нетерпеливости, а потому что это было бремя, которое она несла более сорока лет, и чем ближе был финиш, тем невыносимее оно становилось. Гробы один за другим исчезали в печи, и она, держа Лили за руку, ощущала, как они уносят с собой тяжелый груз. Получив прах родных, она почувствовала себя легкой и обновленной. Том положил руку ей на плечо и поцеловал в макушку. Он жестом попросил детей и Тхака выйти с ним из комнаты, и Уилл, прежде чем это сделать, обнял мать. В помещении крематория остались Ань, Минь и Тхань. Оставшись наедине, они залились смехом, горячие слезы обжигали щеки, неописуемые слезы – не печали и не радости. Они вышли из здания с пластиковыми пакетами в руках. Прах был белее и светлее снега. Солнечные лучи ослепляли, шумные улицы Хошимина звенели в ушах, мотоциклы и велосипеды почти прикасались к ним, разносился запах супа фо и бун ча[26], а выхлопные газы били в ноздри.
– Ну вот и все, – сказала Ань. – Теперь они дома.
* * *
Ань никогда не была в Хошимине, и само название этого города казалось ей чужим. Для нее он по-прежнему был Сайгоном. Всю оставшуюся неделю она вместе со своей семьей изображала из себя туристку – посетила рынок Бинь Тай и храм Као Дай, но обошла стороной Военный музей и тоннели Кути, предпочитая изучать улицы, местные рынки и магазины.
– Мам, можно я сошью себе на заказ аозай? – спросила Джейн, когда они проходили мимо портновской мастерской.
– Хорошо. Лили, ты тоже можешь – сказала она. – Наденете их на свадьбу, – добавила она очень тихо, но Джейн все-таки услышала эти слова и с раздражением повернулась к матери.
Ань обнаружила,