Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эрик, Эрик, что с тобой? Вставай, Эрик…
– А как ты думаешь, что с ним? – как сквозь ватууслышала я голос своего интеллигентного мучителя. – И считай, что ему повезло.Ты так легко не отделаешься. Так что готовься к худшему.
Боже мой, только теперь я поняла, чего мне так не хватало,чего я хотела все это время – легкой смерти, с аккуратной дыркой в яблочкемозга. Точно такой же, которая торчала сейчас во впалом смуглом виске Эрика. Якоснулась ее, пытаясь стереть, пытаясь вернуть виску его первозданную чистоту.Ничего не получается, ничего нельзя вернуть…
– По-моему, наша девонька взволнована? – ни к кому необращаясь, сказал человек в очках. – Кто бы мог подумать, что вид мертвого телаповергнет ее в такое уныние… А как же насчет бедолаги-банкира, которого выподстрелили как куропатку? Тоже рефлексировала у трупа? Забирайте ее, ребята.Пора сматываться…
Он произнес это деловитым тоном, но так и не сдвинулся сместа, а взял со стола недопитую бутылку водки и плеснул ее в рюмку.
– Твоя? – спросил он.
– Что? – не поняла я.
– Рюмка – твоя или покойника? Мне-то его мыслишки ненужны, а вот в твоей голове не мешало бы покопаться…
– Я никуда не пойду, – с тихим отчаянием сказала я, всееще не отнимая ладони от холодеющего виска Эрика.
– Неужели останешься с трупом до приезда доблестныхорганов? Или будешь наблюдать, как он разлагается, этот твой герой-любовник?..Твое здоровье, в следующей жизни оно может тебе пригодиться.
– Я никуда не пойду.
Мужчина ничем не выявил нетерпения, он аккуратно достал изкармана кусочек мягкой ткани, снял очки и протер их.
Этого оказалось достаточно.
Телохранители сгребли меня и завернули в шубу. Ту самую,которую я вытянула из пакета на заднем сиденье машины. Ту самую, в которой былаАнна… Мужчина, не закусывая, выпил водку, плеснул ее остатки на тело Эрика иобратился к одному из спутников:
» – Дай-ка пушку, Витек.
Парень, который накинул на меня шубу, молча досталвнушительных размеров пистолет и так же молча протянул его своему боссу.
Тот поднялся с кресла и, расставив ноги, стал над трупомЭрика.
– Запачкаешься, Илья, – с сомнением сказал владелецпистолета. – Нужно бы отойти…
Илья, Илья… Это имя упоминал Эрик. И моя послушная, какдрессированный тюлень, память тотчас же подсказала фамилию – Авраменко. ИльяАвраменко, владелец казино…
– Заткнись, – процедил Илья. – Я знаю, что делаю.
Подведите ее сюда. Ближе.
Меня бесцеремонно подтолкнули к Илье и к трупу Эрика.
– Становись на колени, – приказал мне Илья. Егобесцветный голос обрел силу, стал мускулистым и угрожающим. – Ближе к нему. Ещеближе. Ну!..
Страх исчез. Я упала на колени и даже почувствовалаоблегчение.
Симона де Бовуар. «Очень легкая смерть». Одна из множествакниг, которую читала медсестра Эллочка…
– А теперь смотри!
Я подняла голову и посмотрела на Илью. Его лицо завораживаломеня, очковая змея, да и только. Очковая змея с ничем не потревоженной прической– волосок к волоску…
– Не на меня, на него! Смотри внимательно. Еслизакроешь глаза, пристрелю, как собаку.
Но мне не нужно было ничего говорить – лицо Эрика былосовсем рядом; лицо, все части которого жили своей собственной, отличной друг отдруга жизнью. Теперь, в смерти, они наконец соединились, сложились в цельнуюкартину. И губы не выглядели такими бесстыжими – скорее обиженными, как уИисуса Христа в алтаре готического собора… И полоска белков еще не подернуласьмутной пеленой. Он был красив, он был красив по-настоящему: целомудренныйцыганский Христос с немецкой фамилией… И когда я наконец-то поняла всю егокрасоту, раздался выстрел, разнесший эту прекрасную голову в клочья. Кусочкилобных костей, измазанные тем, что еще совсем недавно было мозгом Эрика, – егонеуклюжим юмором, его воспоминаниями о черносливе и женщинах, которых он любил,– впились в мое тело, как шипы тернового венца…
– Грязновато получилось, босс, – глухим голосом сказалтот, кого Илья называл Витьком.
Это было последним, что я услышала, прежде чем потерятьсознание…
* * *
…Они ехали молча. Они ничем не выдавали своего присутствия.
Так что когда я пришла в себя, то даже не сообразила, гденахожусь. Прихотливая память попыталась защитить меня – темный салон машиныможет быть чем угодно. Сейчас ты снова заснешь, и окружающая тебядействительность снова поменяется, примет более невинные очертания.
Но невинных очертаний не получилось – это была машина Ильиили кого-то из его подельников. Я сразу же поняла это – сразу же, стоило толькопосмотреть на аккуратную прическу этой очковой змеи, которая сидела на переднемсиденье, рядом с водителем.
Рядом со мной расположился меланхолично-обстоятельный Витек.
Я ничем не выдала себя, больше всего мне хотелось оставатьсябез сознания. И хотя бы еще некоторое время быть избавленной от ужаса вялыхполудопросов-полубесед, по сравнению с которыми все ухищрения капитанаЛапицкого казались детским лепетом. Но очковая змея, видимо, ловила ультразвуки обладала фантастическим чутьем.
– Очухалась, – тихо сказала она.
– Да не похоже. – Сквозь плотно прикрытые веки япочувствовала, что ко мне приблизились губы Витька, принеся с собой удушающийзапах маринованного чеснока, смешанный с жевательной резинкой. Витек все времяжевал жвачку, черт бы его побрал.
Маринованный чеснок… Видишь, Анна, какие кулинарные тонкостиподвластны твоей памяти…
– Очухалась, очухалась… Разве по дыханию не ощущаешь?Ну-ка, растолкай ее, скоро приедем. Витек непочтительно ткнул меня в бок.
– Убери лапы, – с ненавистью прошептала я ему. – Оттебя воняет. Ненавижу этот запах.
– Я тоже его ненавижу, – засмеялся Илья короткимдребезжащим смехом, – но считаю, что ценным сотрудникам нужно прощать маленькиеслабости. Это же твой тезис, Анна!
– Я не Анна. Я не знаю, о ком вы говорите, – мне вдругпришла в голову спасительная мысль отказаться от своей вновь приобретеннойличины. У меня нет ничего общего со своей прошлой внешностью, они не могутэтого не видеть. – Судя по всему, вы ищете какую-то Анну. Но я не имею ничегообщего с ней. Я даже не похожа на нее…
– А кто здесь хоть слово сказал о похожести? – Очковаязмея повернулась ко мне и пронзила своими холодными глазами.
Прокол, действительно прокол. Зачем я вообще упомянула окаком-то внешнем сходстве с какой-то Анной? Но теперь нужно было идти до конца.
– Я не Анна, – упрямо повторила я.