– Авраменко слушает.

Он действительно слушал несколько секунд, на его лицеотразилась жестокая душевная борьба – уж очень ему хотелось поприсутствовать назаплеванной базарной площади во время гильотинирования. Наконец чувство долгапобедило. Он буркнул в трубку: «Сейчас буду» – и поднялся с кресла.

– Я уеду на несколько часов.

– А с ней-то что делать? – туповатый Витек, карманныйВильгельм Телль, жаждал инструкций.

– Бей, пока не начнет говорить. Через полтора часаподъедет Тема, так что сможете сменять друг друга. Это крепкая сука, я сам еенатаскивал…

Перед тем как уйти, Илья наклонился надо мной и нежно провелтыльной стороной ладони по моему залитому потеками крови лицу:

– Надеюсь увидеть тебя живой. Ты ведь не умрешь безменя, не заставишь меня в тебе разочароваться. Ты никогда не разочаровываламеня, девочка… Мы ведь жили душа в душу. Жаль, что ты оказалась такой алчнойтварью…

Витек пошел провожать хозяина, и я на несколько минутосталась одна. Хотя какое теперь это имело значение?

Выхода нет.

Я не могла справиться с болью, я не могла справиться сосвоей прошлой жизнью, навалившейся на меня как тяжелый камень, из-под которогоне выбраться… Так ты и умрешь здесь, изувеченная, в жалком больничном халате… Ив то же время во мне рос протест: неужели прежняя Анна позволила бы забить себядо смерти, как высохшую корову на бойне? Почему у меня так мало времени, чтобывспомнить прежнюю Анну?..

Я слышала, как захлопнулась входная дверь.

Илья уехал.

Сейчас вернется эта тупая скотина, запрограммированная на убийство,и выколотит из меня все мысли, всю душу…

Витек еще не вошел в комнату, а я уже знала, что делать. Ядостойно встречу его. Именно так поступила бы Анна в самом начале карьеры –валютная проститутка средней руки, сто баксов в час.

…Сначала нужно привести в порядок избитый подбородок. Отсаднящей, непрекращающейся боли я плохо соображала, но у меня хватило силподойти к двери и выглянуть в коридор. Судя но звукам, доносившимся из кухни,Витек был там. Я не представляла для него никакой опасности.

Главное сейчас – дойти до ванной. Если мне удастся этосделать – все закончится хорошо, говорила я себе, почему бы не загадать: темболее что ничего другого, кроме как сыграть с судьбой в рулетку, тебе неостается. Я хорошо запомнила расположение комнат в квартире. Входная дверь быласлишком далеко, чтобы воспользоваться ею: проем кухонной двери, в которомнаверняка торчит Витек, и несколько замков делали ее недостижимой. И все равноя запомнила эти замки: английский, легко открывающийся поворотом собачки, и щеколда.Замок – вверху, щеколда – внизу…

Значит, главное сейчас – дойти до ванной. Стараясь непотерять сознание от слабости, я все-таки дошла до нее, закрылась напозолоченный декоративный замок и пустила воду.

Шикарная отделка под цветной мрамор, даже жаль пачкать еесобственной жалкой кровью.

Наскоро обмыв лицо, я посмотрела на себя в зеркало: низподбородка отливал фиолетовым, таким подбородком никого не соблазнишь… Но всеостальное было в относительном порядке – видимо, Витек бил не в полную силу, онвыбрал самый длинный путь к смерти, с несколькими привалами и перерывом наобед.

Теперь, в экстремальной ситуации, я могла по достоинствуоценить свою внешность: несмотря на побои, она осталась почти нетронутой, впластической операции есть свои прелести – картонная карнавальная маска изпапье-маше, намертво приклеенная к лицу, довольно легко переносит постороннеевмешательство.

Пожалуй, я даже привлекательна. Привлекательна, несмотря наужасающий подбородок. Но, если смотреть на меня сверху, как это делают неособенно расторопные любовники, предпочитающие позу миссионера, следы побоевможно скрыть… Я подумала об этом трезво, как Анна в самом начале карьеры, как ясама в начале карьеры – валютная проститутка средней руки, сто баксов в час.

Странное спокойствие пришло ко мне. Набрав пригоршню воды, ясмочила отросшие темные волосы, отбросила их назад.

Пожалуй, я даже привлекательна. Очень привлекательна. Самоевремя упасть в горячую воду и дождаться своего мучителя. Я так и сделала,прислушиваясь к медленным ударам сердца.

Я достойно встречу его.

Витек не заставил себя долго ждать. Он появился На порогеванной, по-прежнему жуя резинку.

– Привет, – сказала я ему как ни в чем не бывало. –Ничего, если я помоюсь? Тогда и обмывать тело не придется. Меньше хлопот.

Он ожидал всего, чего угодно, только не моего ледяногоспокойствия. От удивления он даже перестал жевать, выплюнул резинку и приклеилее к дверному косяку, – жест, который я хорошо изучила.

– Ну, ты даешь, сука! – с неподдельным восхищениемпроизнес он.

– Даю только за большие деньги. Но тебе могу бесплатно,как персональному палачу.

Витек все еще стоял в дверном проеме.

– Ну, – ободрила я его, вытянувшись в джакузи, забросивруки за голову и следя за тем, чтобы слегка распухший и залитый фиолетовымподбородок не испортил общего впечатления, – ты боишься?

– Еще чего… – он судорожно сглотнул.

– Тогда в чем дело. Ты ведь давно знаешь меня, – я шлава-банк. – И ты всегда хотел это сделать.

– Что – «сделать»? – Он все еще пребывал внерешительности.

– Переспать со мной. Трахнуть меня.

– Да, – он наконец-то решился, – да.

– Но тебе это не светило. Даже в самом радужном сне.

– Да.

– Может быть, теперь стоит воспользоваться случаем?Ведь другого не представится, насколько я понимаю ситуацию.

– Ты правильно понимаешь ситуацию. Но той, какой тыбыла, ты мне нравилась больше.

– Подойди, – почти приказала я, позвоночником чувствуя,как падают мои шансы соблазнить этот безмозглый шкаф, набитый грязным бельемего иезуитского босса, – подойди ко мне.

Уверенность в своей неотразимости. Уверенность в том, чтолюбой мужчина может быть покорен и рано или поздно выбросит белый флаг, – вотчему, возможно, научил меня Илья в прошлой жизни, плебейку с жалкой кукольнойвнешностью.

Видимо, уверенность той, прежней, Анны сквозила в каждоммоем слове. Глядя на меня как кролик на удава, Витек подошел и глыбой нависнадо мной.

– Неужели от моей красоты ничего не осталось? – нежноспросила я. – Тогда действительно жизнь не имеет смысла.

, – – Пожалуй, осталось, – осторожно сказал Витек. – Такойты мне тоже нравишься, мать твою…

Кажется, я уже слышала это признание – «такой ты мне тоженравишься».