Снимки были забиты массой людей, лица которых я никогдапрежде не видела. Видимо, они были сделаны на каких-то презентациях, потому чтовсе мужчины (на фотографиях были засняты преимущественно мужчины) были либо вотлично сшитых костюмах, либо во фрачных парах.

И обязательный фужер шампанского. И обязательный низкийбокал коньяка. И обязательные улыбки, демонстрирующие удачно вставленные зубы.

Массовка периодически менялась, неизменными персонажами былитолько двое – Эрик и роскошная блондинка с длинными волосами. Блондинкапобедительно улыбалась, ее обнимали за плечи и за талию, она держала в рукахшампанское, или цветы, или кончик галстука покоренного соседа. Нет, она невыглядела шлюхой, но как магнит притягивала и людей, и объектив фотоаппарата. Ямелко позавидовала ее красоте, потому что это была не я…

Из альбомов периодически выпадали полароидные снимки, и тамтоже была эта роскошная не-шлюха. Одна, в окружении мужчин, в окружении Эрика.Она пила водку (действительно, можжевеловую), цепляла на вилку кусочек огурца,пряталась от объектива, откровенно заглядывала в него – она умела себя подать.

Потом пошли сезонные и домашние снимки. Роскошная блондинкабыла зимней и летней, всегда стильно одетой или стильно раздетой. На фонеэкзотических и индустриальных пейзажей, с мощным ротвейлером, сидящим у ее ног(не тот ли это Микушка, о котором говорил Эрик?). Из множества людей вокруг неенельзя было выделить кого-то конкретно, даже Эрика, даже черного с рыжимиподпалинами пса.

Блондинка никому не принадлежала. Но ей, похоже,принадлежало все окружение.

Но это была не я. Ни одного моего изображения. Никогда еще завсе последнее время разочарование не было таким горьким. Стройный замоквоспоминаний, возведенный Эриком, разрушился как карточный домик. Я попыталасьуспокоить себя: цыганистый жиголо проснется и все объяснит. И, чтобы чем-тозанять себя, перебрала несколько кассет, валяющихся под видеомагнитофоном: Эрикне соврал – это действительно был Хичкок, и все эти фильмы я видела. Или знала.Или думала, что знаю. Или думала, что видела. Во всяком случае, к каждому изних я могла бы составить аннотацию… Спать не хотелось, будить вероломноголгунишку Эрика – тоже. Я уже почти остановилась на «Завороженном» (егопотерявший память герой вполне мог бы быть моим однояйцевым близнецом), когдана глаза мне попалась кассета с неровной надписью – «День рождения Аньки».

Я умела включать видео – еще один привет из прошлой жизни,во всяком случае, затруднений с этим я не испытала.

…Это была обычная бытовая съемка с тягостными ненужнымиподробностями, со случайными планами и примесью посторонних фоновых шумов.Народу было немного: кроме Эрика и оператора – еще два молодых человека имужчина в очках в тонкой оправе. Мужчина сидел в кресле, а молодые людисуетились в дурацких бумажных колпаках, с обсыпанными конфетти плечами,суетились возле стола, расставляли тарелки, рюмки, бокалы, иногда вороватохватая куски мяса и колбасы с блюд. Наконец, когда приготовления закончились,Эрик погасил свет, и несколько долгих минут камера жужжала в полной темноте. –Кто-то попытался щелкнуть зажигалкой, но голос Эрика пресек эту попытку:

– Никакого курева! Пять минут потерпите, она сейчаспоявится.

Эрик не соврал. Послышался звук поворачиваемого в ключезамка, и в полоске света от двери появился силуэт женщины в шубе. Она бросилаключи и сумку на полку, прошла в комнату и зажгла свет.

Камера, которая следила за ней, поймала выражение ожидаемогоудовольствия на лице. Это была все та же блондинка.

– Так и знала, – снисходительно улыбнувшись, сказалаона. – Ничего новенького придумать не можете. Эрик налетел на блондинку и обнялее:

– С днем рождения, любовь моя!.. Я остановила кассету.Все ясно. «Любовь моя» – это Анна. С днем рождения, любовь моя! С днемрождения, Анна… Это было невыносимо.

Я бросилась к Эрику и затрясла его за плечи. Через несколькосекунд он наконец-то разлепил глаза и с удивлением уставился на меня.

– Что случилось? – спросил он хриплым от сна голосом.

– Кто я?!

– С ума сошла, что ли? У тебя по ночам обострение, да?Вот черт, сушняк долбит, и во рту, как замполит нагадил… Это все твоя порочнаяпрактика, любовь моя…

Я ударила его по щеке:

– Не смей так говорить обо мне! Я не твоя любовь. Твоялюбовь – вот она, – не выпуская из пальцев сонное плечо Эрика, я обернулась ипустила остановленную запись. – Видимо, это и есть Анна, о которой ты такхудожественно плел мне целый вечер. Только при чем здесь я?! Зачем ты привезменя сюда?

– Потому что ты и есть она!

– Ты держишь меня за идиотку? У меня, может быть, невсе в порядке с головой, но глаза еще не отказали.

– Я же не виноват, что ты срубилась от водовки и недослушала самое печальное. Я ведь оставил его на минорный финал.

– Хорошо, – я немного успокоилась, я получилапередышку, – хорошо, я слушаю. Только придумай историю поневероятнее, чтобы я внее поверила.

– Не нужно ничего придумывать. Осенью прошлого года тысделала пластическую операцию. Ты полностью изменила свою внешность. Знаешь,сколько денег мы в нее вгрохали? Лично я был против, но такой ты мне тоженравишься, Анька. На самом деле к этому быстро приспосабливаешься. Я думал, чтоне смирюсь, а, поди ж ты, привык. А ты от этого тащилась. Ты поймала в этомсвой кайф. Ты называла себя человеком-невидимкой. Тебе нравилось зановознакомиться с людьми, которые были влюблены в тебя прежде. К сожалению,развернуться ты не могла, обстоятельства не позволяли. После всего, чтопроизошло, даже пластическая операция могла спасти тебя только на время…

Мои руки разжались. Я наконец-то отпустила плечо Эрика имашинально потянулась ладонями к своему лицу.

Пластическая операция. Ну конечно, как можно было забыть отом, что говорил мне капитан Лапицкий, – почти незаметные подтяжки и рубчики заушами. Но если принять условия игры Эрика, зачем нужно было такойфантастической красотке, как Анна, менять внешность? Так легко расстаться соружием, которое бьет без промаха с расстояния пятидесяти шагов, наповал сражаязаросшие грубой шерстью сердца финансовых воротил?..

– Но зачем она… Зачем я это сделала?

– Табуля раза, что и говорить… Намучаюсь я с тобой. Нораз уж проснулись, выпьем чего-нибудь?

– Нет. Рассказывай.

– Ну ладно, – Эрик все-таки плеснул себе водки и залпомвыпил, не закусывая. – Есть две новости – хорошая и плохая.

– Начни с плохой.

– Иди сюда, – он усадил меня спиной к себе, обнял иприжался губами к моему затылку. – А теперь закрой глаза и слушай. Ты убиладвух человек.

Если бы Эрик не поддерживал меня, я бы потеряла сознание.Два человека – я знала об убийстве двоих на даче в подмосковных Бронницах.Именно в этом пытался обвинить меня Лапицкий и, как оказалось, был не так уж неправ. Так что появление Эрика можно было считать появлением бога из машины,который разрешил мои трудности. Но, когда первый шок прошел, я подумала об этомс пугающей отстраненностью, как будто все эти убийства не касались меня.