— Неизвестно, когда они телеграмму получат.

— Они могут быть на даче. У них сад рядом с городом, вдесяти минутах езды. Телеграмму могли отдать соседям, а мне сиди здесь и жди уморя погоды.

— Поезд будет где-то в два, — сказалСережа. — Слушай, может, тебе автобусом лучше? Быстрее получится… Или знаешьчто: у меня в семь дежурство кончится, я тебя до поворота довезу и автостопомотправлю. — Идея мне необыкновенно понравилась.

— Хорошо, — кивнула я.

В восьмом часу я покинула город на милицейском «газике». Наобъездной дороге Сережа тормознул грузовик и попросил заспанного дядьку:

— Довези девчонку, у нее на вокзале чемодан свистнули,надо к тетке добраться. — Тот молча кивнул.

Дядька попался неразговорчивый, и я помалкивала. Уже въехавв город, он спросил:

— Где выйдешь?

— Поближе к автобусной остановке, — попросила я ивскоре оказалась на вокзале.

Прямого сообщения с моим родным городам здесь не было. Явыбрала ближайший по времени и шедший в том же направлении автобус и черезполчаса уже дремала в «Икарусе». Сменив еще два автобуса, в половине десятоговечера я прибыла в родной город. И тут встал вопрос: а хочу ли я домой?Конечно, хочу, если меня там не ждет никто, похожий на Полифема. Если ждет, тоспешить не стоит. Первое, что необходимо сделать, это позвонить Максу.

Трубку он снял сразу, точно ждал.

— Наконец-то, — сказал он и тяжко вздохнул. —Как дела?

— Как сажа бела. А у тебя?

— Руку сломал, когда с поезда прыгал. Болит, стерва.

— Гипс наложили?

— Наложили. Между прочим, я здорово перепугался. Небыло уговору разделяться.

— Чего про кейс молчишь? Или мы с тобой лопухнулись и вкейсе кукиш?

— Еще чего. В кейсе бабки, да такие, что выговоритьстрашно. Ума не приложу, куда спрятать.

— Подальше.

— Что-то я радости в голосе не слышу. Плохи дела?

— А черт их знает. На месте меня ждал Полифем. Надеюсь,он не ожидал, что я ему настоящие деньги привезу. Но выяснять я не стала исмылась, тем более что он вел себя невежливо и даже не соизволил показаться… Ав поезде обнаружились трупы, причем сразу два. Отгадай, кто?

— Полосатый и его приятель?

— Точно. Так что о настроении говорить не приходится.

— Где ты сейчас?

— Возле универмага на Мичурина.

— Я за тобой приеду.

— Со сломанной рукой?

— Так я на такси.

— Вот что, Макс. Тебе светиться нельзя, так что держисьот меня подальше, не звони и вообще не высовывайся. Если я тебе понадоблюсь,сообщи Вике, связь будем держать через нее. На квартиру к ней не суйся и вообщепоосторожней. Деньга спрячь и руку лечи.

— Маринка, пока все просто здорово, но так будет невсегда. Трупы — это серьезно, и тебе стоит ненадолго исчезнуть.

— В корне неверно. Они послали меня с макулатурой? Ямакулатуру привезла. Сбежала от Полифема, потому что испугалась. А кто бы неиспугался? А теперь исчезать мне не с руки: все я сделала, как велели, изаслужила поощрительный приз.

— Вдруг у них свое мнение на этот счет? Приезжай комне, все обсудим.

— Нет. Я уже все объяснила. Держись подальше. Еслисмогу, буду звонить. — Я повесила трубку, не дожидаясь, пока Макс начнетприводить доводы в пользу соединения наших усилий.

Пройдя метров двадцать, я вошла в сквер и села на скамейку.Две девушки выгуливали овчарку, собачка явно хотела спать. Они брели вокругфонтана, который в настоящее время не работал, а я думала: Макс, конечно, прав.Положение у меня шаткое и весьма опасное. Захочет ли кто выслушать мои доводыили нет — еще вопрос. А ну как они рассудят по-своему и, не мудрствуяпонапрасну, для начала оторвут мне голову? Мысль паршивая, но в чьем-нибудьмозгу вполне может вызреть.

Полифем, к примеру, не производит впечатления мудрого человека.Он вполне может решить, что если денежки пропали, а я по соседству вертелась,так знать должна, где их теперь искать. Тогда мое будущее выглядит не простотуманно, а из рук вон плохо. И хоть я воспитывалась на хрестоматийных примерахстойкости и силы духа, да и характером меня как будто Бог не обидел, но, есличестно, оказаться в положении подпольщика, схваченного гестапо, мне совершенноне улыбалось, и пытаться проверить силу своего духа желания не было. Человек сглазами Полифема вполне мог перещеголять самого большого фантазера из всехизвестных палачей, и тогда мой дух против его фантазии будет как рубль противдоллара: усмехнуться, вздохнуть и махнуть рукой.

Такое направление мыслей меня изрядно выбило из колеи. Яначала постукивать зубами и ежиться. Ночной воздух, ветерок и жуткая темень впарке, который даже девицы с собакой уже покинули, оптимизма не прибавили. Япочувствовала себя одинокой, маленькой и беззащитной. Захотелось пролить слезу,прижаться к широкой груди и услышать что-то ласковое и успокаивающее.Кандидатов на роль спасителя несчастных девиц поблизости не наблюдалось, и отмысли зареветь пришлось отказаться.

Я встала и прошла вокруг фонтана, чтобы согреться и размятьноги. На ходу лучше думается и мысли приобретают оптимистическое направление.Кто-то сказал, что лучший способ защиты — нападение. Я решила это проверить.Покинула сквер и зашагала по проспекту, насвистывая и ускоряя шаг. Получалосьчто-то вроде марша, и польза от этого была явная: я согрелась, а в головезарождались наполеоновские планы.

С этим самым маршем в душе я вступила на улицу, где стоялдом Юрия Петровича. То, что сукин сын жив и благодаря моим стараниям инеусыпному попечению здоров, сомнений у меня не вызывало. Следовало с нимразобраться. Стараясь держаться в тени, я приблизилась к дому. Ни в одном окнесвет не горел. Дом темной громадой высился за забором, рождая в душе трепет. Яобошла его, старательно разглядывая темные окна и прислушиваясь. Ни огонька, низвука. И все-таки что-то подсказывало мне, что Юрий Петрович здесь и, возможно,ждет меня. С нетерпением или без — не скажу, а вот что ждет, я чувствовала.Полифем о моем побеге уже рапортовал, а так как деться мне, в сущности, некуда,дорогой мой человек ожидает появления «дочки» с часу на час.