— Деньги пропали, и это очень плохо.

— Поищите их у себя.

— И все-таки они пропали. Я думал, ты идешь ко мне,чтобы предложить сделку.

— Что? — Я головой покачала. — Я пришласказать вам, что вы сукин сын. А теперь я ухожу, и не пытайтесь мне угрожать. Язавтра же пойду в милицию и расскажу об этой истории. Все как есть. И о вашихтуманных угрозах тоже. У вас пропали деньги? Так давайте их искать.

— Сядь, дочка, — тихо сказал он. Жаль, что мояречь не произвела должного впечатления. — Сядь. Выпей что-нибудь. Инемного помолчи.

— Пожалуйста, — пожала я плечами, прошла кхолодильнику и открыла его. Огромный холодильник был почти пуст, внизу лежалитри яблока, по виду чемпионы среди долгожителей, и арбуз. В желудке у менязаурчало. — Можно, я арбуз съем? — спросила я, поворачиваясь к ЮриюПетровичу.

— Ешь, конечно, ешь, дочка.

Я нашла тарелку, нож, села за стол напротив бодрого дядьки ипринялась уплетать за обе щеки арбуз.

— А вы не хотите? — спросила из вежливости.

— Нет… — Он помолчал, глядя на свои руки, потомзаговорил тихо и вроде бы равнодушно:

— Мы с тобой оказались в очень плохой ситуации…

— Ничего подобного, — ответила я. — Это выоказались. И нечего перекладывать с больной головы на здоровую. Если эти деньгивам так дороги, надо было найти курьера получше. Так что извините, а проблемаэта ваша, и на мое сочувствие можете не рассчитывать. Вы меня только обманывалии использовали, так что «спасибо» мне вам сказать не за что.

— Ты ведь не дура и понимаешь, что в стороне остатьсяне сможешь, — сказал он, а я разозлилась.

— Конечно, мена можно убить. Но деньги от этого непоявятся. Даже если вы меня убьете дважды или трижды, что физически невозможно.Это первое, а второе, Юрий Петрович, мне очень неприятно вам напоминать, таккак это не в моем характере, но вы мне, между прочим, жизнью обязаны. Причемтрижды. Хотите, перечислю: я нашла вас в лесу, где вы запросто моглискончаться. Я сделала вам операцию, очень сложную, смею заметить, котораястоила мне больших усилий, и неустанной заботой смогла вернуть вас с тогосвета. А потом, рискуя собственной головой и, к сожалению, многими людьми,находившимися в то время в больнице и не имевшими к вашим делам никакогоотношения, — так вот, рискуя их и своей жизнью, я в третий раз сохранилавашу. Так имейте, по крайней мере, совесть и прекратите меня запугивать. Мне итак страшно. Не могли бы вы оставить меня в покое? Я хочу жить и работать, дапоскорее забыть, что на свете есть человек по имени Юрий Петрович.

Я поднялась, отшвырнула нож и пошла к двери.

— Ты пойдешь в милицию? — спросил он.

— Нет. Если мы договорились.

— Хорошо.

Я оглянулась, желая убедиться, что он не шутит. ЮрийПетрович сидел ссутулившись и разглядывал свои ладони. Одинокий пожилой человекв большом доме, как старый медведь в пещере. Еще немного, и я начну его жалеть.

— До свидания, — вздохнула я и поскорей покинулаэтот дом. Не люблю я сюрпризы, а здесь их можно ожидать в любую минуту.

На улице меня никто не встретил, вообще, народ в эту ночьсидел по домам. Я решила, что тоже могу вернуться в свой дом, и потрусила кближайшей стоянке такси.

Проснулась я оттого, что кто-то пристально и, как видно,довольно долго на меня смотрел. Я открыла глаза, подняла голову и увидела Полифема.Он сидел в кресле неподалеку и увлеченно меня разглядывал.

— Черт, — сказала я и метнула подушку. Полифемуклонился от моего метательного снаряда с ловкостью прямо-таки удивительной длятакой туши. Я огорченно вздохнула и, окончательно проснувшись, задала вопрос:

— Как ты вошел? — Он удивился, а я досадливопоморщилась: в самом деле, смешно рассчитывать, что стальная дверь, заботливовозведенная стараниями дяди Юры, сможет меня защитить. — Ладно, —убедившись, что Полифем исчезать, как дурной сон, не собирается и вообще, этоон существо из плоти и крови, я сказала:

— Чего надо?

— Деньги, — лаконично ответил он и даже неулыбнулся. Я хохотнула.

— Про деньги вчера говорили. И добрейший дядя Юраобещал оставить меня в покое.

— Он мертв, — заявил Полифем, не особенно тоскуя.

— Кто? — не поняла я.

— Он.

Это было уже смешно.

— Что, опять? — ахнула я. — И не надоело ему?Слушай, выйди, мне надо одеться. — Полифем не шелохнулся. — Ясно.Хочешь посмотреть? Что ж, смотри, если любопытство одолело.

Я протянула руку, но достать халат так и не смогла, до негобыло еще добрых полметра, а сплю я голая. Рассвирепев, я поднялась, взяла халати не спеша оделась, совсем некстати подумав: «Наверное, у Полифема естьженщина. Интересно, какая? Здоровущая Полифемка. Что-то я не помню:существовали в природе циклопки? Папой Полифема был Посейдон, а мамой — вродебы какая-то богиня. И братья у него были, несколько штук, а о циклопках я точноничего не слышала. Скорее всего их и вовсе не было, а род поддерживался толькостараниями папули».

Что за чушь лезет мне в голову? Впрочем, не удивительно,если с утра вместо яркого солнечного луча я вынуждена видеть Полифема сизвестием, что мой дорогой дядя Юра второй раз на неделе скончался.

Полифем сидел в кресле, не шелохнувшись и вроде бы не дыша.А что, если он взял да и умер? От тоски по хозяину? Тут он повернул голову, имечта, как говорится, растаяла как дым.

— Его убили? — начала я проявлять чудесасообразительности, чтобы поддержать разговор и вообще наладить взаимопонимание.Полифем кивнул, а я спросила:

— И кто ж на этот раз?

— Ты, — незамысловато ответил он.

— Серьезно? — ахнула я, но на всякий случайпоискала глазами место, чтобы упасть в обморок с максимальными удобствами. Селав кресло, почесала нос и спросила:

— И когда же я его?

— Сегодня ночью, — поведал он. — В его доме.Кухонным ножом.

Было от чего прийти в отчаяние.

— Я зарезала дядю Юру кухонным ножом? — уточнилая, чтобы знать наверняка.

— Ага, — кивнул Полифем.

— Слушай, а ты часом не спятил? Как ты вообще себе этопредставляешь?