Я прошлась вдоль забора и выбрала дерево поветвистее. Влезлана него, устроилась на толстом, суку, прижавшись спиной к стволу, и уставиласьна дом. Ничего примечательного не происходило, и я очень скоро заскучала. Ниодна веточка в саду не хрустнула, ни один, даже легкий, шум не коснулся моихушей, а дом как был безмолвен и мрачен, таковым и оставался.

Я попробовала припомнить: в мой прошлый визит были здесьсобачки или нет? Никто поблизости не тявкал, но встретиться с разъяренным догомили ротвейлером мне совершенно не улыбалось. Нет, собак в прошлый раз я невидела, хотя ничто не помешало бы Юрию Петровичу их на днях завести.

Вздохнув и припомнив фразу: кто не рискует, тот не пьетшампанского, — я слезла с дерева и зашагала к телефону. Он должен быть вквартале отсюда возле почты. Телефон был и работал, я набрала номер ЮрияПетровича. Красивый женский голос сообщил, что я могу оставить свое сообщение.

— Юрий Петрович, — сказала я, — мне надо свами поговорить. А может быть, идти в милицию. До разговора с вами я этого делатьне хочу. В общем, встречайте.

Я повесила трубку и бегом устремилась к дому. Ни одноймашины, ни одного прохожего. Все точно вымерли.

Я влезла на дерево, перебралась за забор, а потом не оченьудачно спрыгнула: за что-то зацепилась курткой, она треснула, а я упала ипотому шла к дому слегка прихрамывая. Свет в окнах не манил из темноты и приютне обещал. Но я могла бы поспорить, что сообщение этот сукин сын получил итеперь поджидает меня, точно паук муху.

Я поднялась на крыльцо и, не обнаружив в темноте кнопкизвонка, постучала. Сначала осторожно, потом громко: гул пошел по всему дому.Что-то щелкнуло, и дверь открылась.

Передо мной был длинный темный коридор. Я шагнула вперед,напомнив себе на всякий случай, что темноты я не боюсь. Дверь за мной закрылась,Я прошла до конца коридора почти на ощупь и, свернув направо, заметила свет.Тусклый от ночника с темным колпаком, он пробивался из кухни.

— Юрий Петрович, — крикнула я, — вы здесь?

— Проходи, дочка, — ответил он. Я вздохнула сзаметным облегчением и зашагала быстрее.

Ночник стоял в дальнем углу, большая кухня в полутьмеказалась огромной, населенной призрачными тенями и еще чем-то очень страшным.Но Юрий Петрович, сидевший за столом, призраком не был.

— Вы живы, — сказала я, особой радости не выказывая.

— Конечно, — кивнул он. — Садись.

Я подвинула стул и села. Он молча меня разглядывал. Немногоподождав, я сказала:

— Вы плохой человек, Юрий Петрович. Неловко говоритьэто мужчине, который мне в отцы годится, но вы обманщик и негодяй.

— Ты пришла, чтобы сказать мне это? — спросил он ивздохнул.

— Конечно, — удивилась я. — Вы с самогоначала вели себя нечестно, притворялись, что заботитесь обо мне. — Тут яподумала, что, может, стоить заплакать? Нет, пережимать неразумно. — А насамом деле просто меня использовали. То, что вы сделали, отвратительно и подло.

— Разумеется, — кивнул он. — Что дальше?

— Дальше вы мне скажите, зачем вам все этопонадобилось? Придумывать, что вас убили, и посылать меня с этими деньгами?

Он засмеялся, тихо и довольно противно, потом взглянул наменя и спросил:

— Где кейс?

— Что? — не поняла я.

— Где кейс? Тот, настоящий.

— Что значит «настоящий»? — начала злитьсяя. — Что вы имеете в виду, говоря так? Был еще и не настоящий?

Он побарабанил пальцами по столу, задумался, посмотрел наменя, потом на свои руки, потом опять на меня.

— Где деньги?

Я даже подпрыгнула. Вытаращила глаза, глотнула побольшевоздуха и головой покачала:

— Юрий Петрович, я не воровка, и не пытайтесь убедитьменя в обратном, про себя я все знаю. Вы дали мне кейс с деньгами и велели ихотвезти. То есть не вы велели, а велел Полифем, и я их отвезла, хотя было этоне просто и мне здорово досталось. Мне не говорили, что это так опасно. Ввагоне убили двоих парней, может быть, за то, что они со мной ехали. И менямогли убить. Мне пришлось прыгать с поезда из-за ваших паршивых денег. Но явсе-таки привезла их и отдала женщине.

— В кейсе денег не было, — равнодушно заметил ЮрийПетрович, а я засмеялась.

— Вы лжете. Черт знает, зачем вам это, но вы лжете. Яотвезла ваши деньги, как велел Полифем. Кстати, он уже ожидал меня по этомуадресу. Не скажете, почему, если уж ему по пути, он не смог прихватить этоткейс? Зачем надо было посылать меня? Чтобы потом обвинить в краже? Мерзко, идолжна сказать, без фантазии.

— Разве их не могли украсть в поезде? — усмехнулсяЮрий Петрович.

— Украсть деньги? — удивилась я. — Кейс былзаперт, разве нет? И он лежал в моей сумке…

— Но ты ведь не всегда была рядом. Его могли подменить…— Я вроде бы растерялась, но быстро с собой справилась.

— По-вашему, я должна была пристегнуть его к себенаручниками? А о чем вы думали, отправляя меня с ним? Что я Джеймс Бонд? Вовсенет. Вам нужен был кто-то другой.

— Деньги исчезли, — заметил он.

— Серьезно? А я вам не верю. Вы опять хитрите,что-нибудь затевая. Отправили чужие деньги с женщиной, без охраны. Для чего?Чтобы они к хозяевам не попали? Чтобы их по дороге свистнули? Кстати, можетбыть, вы сами это и проделали, чтобы потом в краже обвинить меня. Вот, мол,доверил человеку, а она воровкой оказалась. — Я всплеснула руками и дажепробежалась вокруг стола. — Ну конечно, как же это я сразу не сообразила?Заграбастали чужие денежки, а меня обвиняете? Здорово. Вот так Юрий Петрович,заботливый дядька, благодетель… Надеюсь, у хозяев хватит мозгов понять,насколько все это глупо и не правдоподобно…

— Значит, денег ты не брала? — прерывая потокмоего красноречия, спросил Юрий Петрович.

— Конечно.

— Значит, кто-то другой?

Я засмеялась.

— Если вам так удобней. Лично я считаю, что кто-тодругой — это вы. Возможно, не вы лично, а кто-нибудь из ваших людей, что впринципе одно и то же.

— Нет, дочка, это не я.

— А я не верю. И оставьте наконец привычку называтьменя так. С дочками подло не поступают.

— Ты многого не понимаешь.

— Еще бы, куда мне. Вы, как всегда, обо мне заботились,а я все напутала.