— Ты можешь объяснить, какая муха тебя укусила? Почему ты вообще затеяла этот скандал?

— Не знаю. Это как будто помимо моей воли вышло. Просто Олег предложил мне подстричься… И меня понесло.

— Понятно. А с сексом у вас что? — посреди предложения мне приходится сглотнуть, чтобы продолжать дальше. Разговор не из лёгких, но я должна понимать, какого чёрта с ней творится, чтобы помочь.

— Ничего. Всё нормально.

— Ты уверена?

— Я не пойму, он что, тебе нажаловался? Я ему не нравлюсь, да?

— Ты ему очень нравишься. Но Олег убежден, что ты его не хочешь. Это так?

Думаете, слишком в лоб? Ну, и чёрт с ним! Я устала ходить вокруг да около. К тому же ещё остаётся шанс, что если Котька всё же опомнится, мне не придётся… мне не придётся брать её обязанности на себя. Да-да, я всё ещё надеюсь, что мне удастся избежать этой незавидной участи. Или завидной… я уже ни черта не понимаю. Ясно только одно — случись это, я никогда больше не буду прежней.

Вместо того, чтобы ответить на мой вопрос, Котька по-детски шмыгает носом. Вся моя решимость испаряется, будто её и не было.

— Ну, не хочешь — не говори. Просто… Это важно, Коть. Ты же понимаешь? Мужчине важно чувствовать свою нужность.

— Я боюсь…

— Чего боишься, милая?

— Боюсь, что это повторится.

— Что? Пузырчатый занос? Но ведь это абсолютно нереально.

— Й-я знаю. Но все равно уж-жасно бой-усь. Как думаешь, он… бросит меня, да? Ради такой, как Динка. О, та не растеряется…

— Нет, конечно! Что ты такое говоришь? Олег любит тебя и только тебя. А по поводу твоих страхов… Коть, по-моему больше нельзя откладывать поход к психотерапевту. Тебе так не кажется?

Котька долго-долго молчит. А после неуверенно кивает.

— Вот и хорошо. Я позвоню твоему доктору.

Звонок от Котьки настигает меня на входе в ресторан, где мы договорились встретиться с Давидом Ефимовичем. Я прикладываю трубку к уху и отхожу подальше от столиков, тянущихся вдоль сплошь увитой цветами веранды. Где-то в этих самых цветах громко, заглушая даже звуки дорожного трафика, жужжит пчела. Пахнет летом — раскалённым асфальтом, петуньями и влажной от недавнего полива землёй.

— Да, Коть. У тебя что-то срочное? Я немного опаздываю, так что, если это терпит…

— Ещё как срочно! Мы были на приёме у Дениса Николаевича.

— Разве ваша встреча назначена на сегодня? — Я резко останавливаюсь и чуть не становлюсь причиной аварии с участием нагруженного грязной посудой официанта. — Извините, — покаянно шепчу, прикрыв ладонью динамик. Парень в ответ улыбается и демонстративно отходит в сторону, освобождая мне путь. Персонал здесь вышколенный. Этого не отнять.

— Ага. Я не хотела тебе говорить, чтобы ты не волновалась заранее.

— В смысле — не волновалась? Ты опять за своё, Котька? Сколько раз тебе повторять…

— Ну, всё-всё, не начинай. Так вот… Что касается моих последних результатов… — Я знаю свою дочь как облупленную, ей не удаётся скрыть звучащие в голосе слёзы. Всё внутри холодеет, хотя и велю себе не поддаваться панике сходу.

— Ну? И? Коть, не молчи, пожалуйста.

Вместо ответа в трубке слышится какое-то шуршание. А следом за ним — голос Олега.

— Катя хочет сказать, что у нас все хорошо.

— Слава тебе господи! Вы уверены? В смысле… А почему она сама молчит?

— Она не молчит. Она рыдает, не в силах поверить, что опухоль отступает.

— Как же хорошо! — резким дёрганым движением отвожу упавшие на лицо волосы. — Как же хорошо, Олег! У меня сейчас встреча, но я всё-всё отменю и приеду где-то через…

— А вот это совершенно не обязательно.

— Почему?

От облегчения ноги слабеют, я оседаю в кресло, стоящее у стола в самом конце зала. Жестом руки останавливаю направившегося ко мне официанта, мол, погоди, парень, сейчас не до тебя.

— Мы хотим это отпраздновать. Вдвоём.

— Ах вот как? Ладно. Конечно же празднуйте. Только помните, что, как бы там ни было, Кате многого ещё нельзя.

— Мам, ну ты и зануда! — подаёт голос дочь. На громкой связи они там что ли?

— Предписания врача надо соблюдать, — стою на своем.

— Ну, раз надо, то будем, куда деваться, — смеётся в ответ Олег.

Я зажмуриваюсь. Осознание приходит ко мне постепенно. Так бывает всегда, когда после череды неприятностей вдруг случается что-то хорошее. А ты по привычке в стойке и ждёшь, откуда последует очередной удар.

— Тогда не буду вам мешать. Хорошего вечера и… — тут мой голос срывается. Договорить просто нет сил. Слёзы подкатывают к глазам. Я никогда столько не плакала, как в последнее время. Одно хорошо — наконец-то это слезы счастья. — В общем, хорошего вечера, — выдавливаю скомканное прощание, и пока окончательно не расклеилась, отбиваю вызов.

Опухоль отступает. Всего два слова. А сколько в них всего таится для сердца матери — не передать! Я тру лицо, наплевав, что могу здорово попортить макияж. Широко распахиваю глаза и опять зажмуриваюсь, оглушённая яркостью красок. Я как тот дальтоник, который вдруг увидел весь цветовой спектр. Оказывается, я столько всего не замечала, погружённая в своё горе аж по самую макушку. Я видела цветы, но не различала их красок, я что-то ела — и не чувствовала вкуса, я куда-то бежала на автопилоте, не ощущая сцепления с землёй, и порой казалось, что ещё немного — и меня к чертям выбросит с её орбиты. А теперь всё совсем по-другому. Гораздо ярче, до боли остро.

— Господи боже, спасибо!

Опускаю голову на сложенные на столе руки. От счастья хочется кричать, но я боюсь… боюсь его сглазить. Во мне живёт суеверный страх, что стоит только поверить в хорошее, как жизнь сделает очередной кульбит. Нет-нет, расслабляться еще не время. «Отступает» не равно «отступила», «исчезла, будто её и не было».

— Девушка, вам нехорошо?

— Нет. Нет… Напротив, — я вскакиваю со стула, движимая жаждой действий. Подхватываю сумку. — Меня, должно быть, ждут. Господин Гройсман…

— Давид Ефимович? Конечно-конечно. Позвольте вас проводить.

Давид Ефимович ожидает меня за столиком у окна. Я поначалу даже не узнаю его, так сильно он изменился со дня нашей последней встречи. Вместо шорт и линялой, видавшей виды футболки на нём — стильный костюм. Вместо растрёпанных, взъерошенных ветром волос — красивая стрижка. Я совершенно неприлично присвистываю.

— Саша…

— Добрый день.

— Ты прекрасно выглядишь. Прямо светишься вся.

— Ну, у меня этому есть оправдание. Только что я узнала отличные новости. А что оправдывает вас?