— Я знаю, о чём говорю! Он работу за бугром ищет.

— Потому что я вздёрнусь, если ещё хоть день проработаю под началом отца! А в Америке… Мы можем начать всё заново. Ты учиться хотела, так? В Нью-Йорке лучшие школы искусств. Я не планирую от тебя сбегать, господи. Я хочу провести эту жизнь с тобой. Что ещё я должен сделать, чтобы ты в это поверила? Что ещё я, мать его, должен сделать?!

Не выдержав, Олег изо всех сил бьёт кулаком в стену. На сбитых костяшках тут же выступает кровь. Я зачарованно гляжу, как на его загорелых руках собираются маленькие рубиновые капли. Пока он неосознанным жестом не вытирает их о свои брюки. Это ужасно. Хуже только то, что свидетелем конфликта становится Мир. Я увожу его, оставляя Котьку с Олегом наедине, а как только выдаётся такая возможность, хватаю сына в охапку и линяю из собственного дома подальше. Может это и трусливая позиция, но я не знаю, чем могу им помочь. Я вообще не узнаю свою дочь в последнее время. Она никогда не была такой подозрительной и откровенно злобной.

Остаток дня мы проводим у моей бывшей свекрови. Самое странное в разводе после долгих лет совместной жизни как раз то, что развестись ты можешь только со своим мужем. А вот от комплекта, который к нему прилагался, — родителей, братьев, сестёр, всех тех, к кому ты вынужденно за это время притёрся и даже полюбил, — так вот ну как ты разведёшься с теми, кто давно стал неотъемлемой частью жизни? И особенно если с этими людьми тебе повезло. Например, как мне с Аллой Сильвестровной.

— Саша!

— М-м-м, — задумчиво веду ложкой по ободку чашки. Красивый чайный сервиз моя свекровь купила ещё в прошлом веке во Франции. Теперь это самый настоящий антиквариат.

— Ты Борьку что, и правда навсегда отшила?

— Он не оставил мне выбора.

— Да я уж поняла, что он что-то начудил… — Алла Сильвестровна аристократично взмахнула рукой: — А теперь вот пропадает. Смотреть на него больно. Осунулся, похудел. Может, ты бы всё-таки дала ему шанс? Вижу ведь, что и ты не отболела.

Что можно ответить на просьбу матери, беспокоящейся о своем сыне? Кем надо быть, чтобы сказать: «Нет, вы знаете, пусть он теперь как-то сам»? Учитывая, что до этого Алла Сильвестровна никогда и ни о чём меня не просила, она наверняка в отчаянии.

— Я не могу ничего обещать, вы же понимаете… — похлопываю по старческой, унизанной драгоценными перстнями руке. Свекровь кивает в ответ. Постепенно наш разговор переключается на другие, более безопасные темы, и так он нас увлекает, что мы не замечаем, как на город опускается ночь. Гляжу на уснувшего сына.

— Ничего, если я Мира у вас оставлю? Не хочется будить.

— Конечно. Если есть желание — и сама оставайся. Что на ночь глядя куда-то ехать?

— Нет, мне надо домой. Там Котька… В общем, за ней глаз да глаз нужен.

Город не спит, несмотря на позднее время. По улицам бродят люди, сидят на верандах летних кафе — болтают и смеются. К вечеру жара немного спала. Я не стала включать кондиционер в салоне, но открыла окна, впуская в салон тёплую летнюю ночь и чужие голоса, которые, заполняя собой эфир, вытесняют из души одиночество.

Дома на первый взгляд тихо. Я выдыхаю, понимая, как сильно была напряжена всё это время. Снимаю обувь и тихонько шагаю мимо собственной спальни, где обосновались Котька с Олегом. Из-за двери доносятся странные звуки. Поскольку в этой самой комнате, на этой самой кровати, лично у меня секса не было, я далеко не сразу понимаю, что его издаёт постукивающая о стену спинка кровати. Щёки обжигает. Это, конечно, ужасно неловко, но в то же время… Я так рада, что у них всё как-то в этом смысле наладилось. Выдыхаю и делаю ещё шаг, когда ритмичный стук резко обрывается. Сначала в комнате воцаряется тишина, потом я слышу звенящий Котькин голос. А следом дверь открывается и из неё выскакивает Олег, на котором из одежды — лишь прижатые к паху трусы.

— Что случилось?

Зять диковато улыбается.

— Ничего. Просто мою жену от меня тошнит.

— Её и утром тошнило, — напоминаю я. — Думаю, завтра нам нужно рассказать об этом её врачу.

— Да… — Олег проводит ладонью по взмокшим волосам. — Завтра… Обязательно. А сегодня? Что мне делать сегодня, Саша? Вот с этим! Она ж меня в импотента скоро превратит… — он хватаем мою руку и силой прижимает к своему паху. Там всё спокойно, наверное, произошедшее на него и впрямь подействовало, как холодный душ. Ох, как же это чревато последствиями.

— Олег…

— Слышать ничего не хочу. Я в душ.

Иду к себе. Прислоняюсь лбом к двери. Как же это всё сложно! Дышу часто, вслушиваюсь в тишину. Которая раз за разом прошивается посторонними звуками. Едва слышным шумом воды, шагами, и опять разговорами на повышенных тонах, в которые я боюсь лезть. Выжидаю ещё где-то час после того, как всё стихает. И иду в ванную в надежде согреться. Идущий откуда-то из-под рёбер холод заставляет зубы стучать, несмотря на липкую жару в квартире. У Котьки слабый иммунитет, я банально боюсь включать кондиционер, когда она дома. Боюсь, что мы принесём в дом какую-нибудь заразу, и поэтому по сто раз на дню обрабатываю руки. Во мне по-прежнему живёт миллион страхов. Которые возникают, когда у тебя появляется ребёнок, а потом следуют с тобой неотступно всю дальнейшую жизнь.

Вода и впрямь согревает. Я наспех вытираю тело, чтобы не успеть замерзнуть. Надеваю банный халат, отработанными до автоматизма движениями наношу крем. И, широко зевая, выхожу из ванной. Глазам нужно некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте. Наверное, поэтому я не сразу замечаю широкоплечую фигуру, крадущуюся к двери. Гашу в себе первоначальный порыв — закричать. Воров в этом хорошо охраняемом жилом комплексе не может быть по определению. Да и вряд ли бы грабитель решил унести свою добычу в чемодане, а значит… Мой зять решил сбежать посреди ночи.

— Олег… ты куда это собрался?

Он замирает. Но ко мне не оборачивается.

— По делам. — Голос хриплый, как будто посаженный.

— Какие у тебя дела в четвёртом часу? — в моём тихом голосе отчётливо слышны истеричные нотки. Еще немного — и я, как Котька, брошусь ему наперерез, чтоб оттеснить от двери.

— Хочу немного развеяться.

Кого он хочет обмануть? Он хочет не развеяться. Он хочет самоутвердиться. За счёт первой встречной.

— Не делай этого. Ты потом пожалеешь.

— Знаешь, а ведь ты можешь меня остановить.

— Нет… — я пячусь. — Нет, — качаю головой и бросаюсь прочь забыв, что хищник только этого и ждёт от своей потенциальной добычи.

Он преследует меня по пятам. Как изголодавшийся лев — антилопу. Адреналиновый выброс в крови максимально обостряет все мои чувства. До двери всего ничего. Пальцы сжимают ручку, острое ребро которой до боли врезается в ладонь. В комнате темно, но я слепа не от этого, всему виной страх. Наваливаюсь на дверь, чтобы захлопнуть ту прежде, чем Олег сумеет проникнуть внутрь. Да только силы не равны. И буквально пару секунд спустя дверь отскакивает, ударяясь об ограничитель. Тишину ночи простреливает удар, который запросто может разбудить Котьку! Мы с Олегом застываем друг напротив друга, настороженно вслушиваясь в наполняющие квартиру звуки. Наше хриплое надсадное дыхание, проникающий в приоткрытую форточку шум большого города, стук дождя в жесть… И ничего больше. Кажется, пронесло.