Настя тихонько вернулась в кабинет Олега Григорьевича иосторожно присела на краешек стула, боясь издать какой-нибудь скрип. Время шло,профессор не обращал на нее ни малейшего внимания, а она сидела неподвижно,боясь пошевелиться и вызвать его недовольство. В голову лезли мысли, казавшиесяей самой глупыми и неуместными. Например, что делать с информацией, полученнойот Самойлова, если эту информацию придется применять при раскрытиипреступлений? Говорить ли об этом Мельнику или лучше не рисковать? С однойстороны, судя по тому, как он вел себя с Настиным отчимом, Барин к наукеотносится если не с уважением, то, по крайней мере, без нескрываемогопрезрения. Но с другой стороны, это может быть очередная игра, в которуюобожают играть мужики, особенно если они – начальники. Сидя в кожаном мягкомкресле, показать себя перед посторонними широко и гибко мыслящим современнымруководителем, грамотным управленцем («Я найду способ решения этой проблемы»), демократичным,образованным («Разумеется, мы придаем огромное значение постояннойаналитической работе») и одновременно деловым, умеющим организовать мгновенноевыполнение любого задания («Смотри, как мои люди работают!»). При этом вглубине души отрицается значение и гибкости, и образованности, и той жедемократичности, все это – лишь демонстрация, рассчитанная на чужаков. А сосвоими, то есть с подчиненными, разговор идет совсем в другом тоне и совсем надругие темы. Ибо понимает человек: никогда ему не удержать в узде коллектив,если он будет проявлять демократичность и широту мышления. А «хороший тон»требует… Вот и получаем два лика Януса.

С Барина-Мельника мысли перескочили на журналиста ВалентинаБаглюка, написавшего статью о гадах-сыщиках, не умеющих беречь агентуру. ЮраКоротков занялся им вплотную, однако никакой «компры», как того требовалМельник, найти пока не сумел. Разумеется, будь сейчас не девяносто седьмой год,а хотя бы восемьдесят шестой, от Баглюка бы уже одно мокрое место осталось. Питьон не умел и, когда напивался, вел себя настолько безобразно, что одного разабыло бы достаточно, чтобы навсегда вылететь из газеты и остаться безработным навеки вечные. А уж в личной жизни какой беспорядок царил – ни в сказке сказать,ни пером описать. И, между прочим, в этой самой беспорядочной личной жизнияркими кометами пролетали то жена главного редактора газеты, где работалБаглюк, то дочь завотделом, то подруга какого-нибудь спонсора. Иными словами,беспутного журналиста в приснопамятном восемьдесят шестом году непременновыперли бы с треском либо за пьянку, либо за аморалку, либо за то и другоевместе. Но год был на дворе все-таки девяносто седьмой, и все это уже давноперестало волновать общественность. А больше на совести у Баглюка не было ничего.И Коротков собирался завтра пойти в редакцию, познакомиться с не в меруосведомленным журналистом и попросить его ответить на некоторые вопросы. Мягкотак попросить, ненавязчиво…

– Вы подозреваете женщину?

Настя вздрогнула и чуть не подпрыгнула на стуле. Она такглубоко ушла в свои мысли, что вообще забыла, где и зачем находится.

– А? Что вы сказали?

– Я спрашиваю: ваш подозреваемый – женщина?

– А… Да. Женщина. Как вы узнали? – опешила Настя.

– По своей методике. Вы не шутите? У вас в разработкепо этим трупам действительно женщина?

– Действительно. Вы меня прямо огорошили.

– Значит, методика работает, – удовлетвореннокивнул Самойлов. – Меня это радует. Ей должно быть около двадцати шестилет сейчас.

– Двадцать девять, – поправила его Настя.

– Не может быть, – резко возразил ОлегГригорьевич. – Я не мог ошибиться на три года. Ошибка при определениивозраста преступника допустима в пределах двух-трех недель, но не трех лет. Увас неточные данные.

Неточные данные! Дата рождения – это вообще одна из техвещей, которые в принципе можно устанавливать абсолютно точно. А вот всеостальное уже приблизительно.

– Ей двадцать девять лет, – твердо повторилаНастя. – Это установлено и подтверждено документально.

Самойлов задумался, потом снова взглянул в свои записи.

– Послушайте, а она не занималась спортом?

– Точно, – изумленно выдохнула Настя. – Этопросто фантастика.

– Это не фантастика, а предположение, основанное наопыте, – сухо сказал Самойлов. – Так вот, Анастасия Павловна, долженвам заметить, что когда речь идет о спортсменах, никогда нельзя быть увереннымв том, что точно знаешь дату его рождения. Я при разработке своей методики сэтим уже сталкивался.

– Почему?

– Потому что очень часто возраст умышленно искажается взависимости от того, за какую возрастную группу спортсмену нужно выступить, завзрослых или за юниоров. Понимаете? Мне известны случаи, когда спортсменстолько раз подделывал и переделывал год и месяц рождения в своих документах,что потом разобраться не могли. Откуда у вас данные о возрасте вашейподозреваемой?

– Из Федерации баскетбола. Но они совпадают с даннымииз Центрального адресного бюро. Там она тоже числится как родившаяся вшестьдесят седьмом году.

– Не вынуждайте меня объяснять вам очевидныевещи, – профессор снова начал раздражаться. – В адресное бюросведения поступают из паспортного стола милиции после оформления прописки.Какой возраст в паспорте указан, такой и зафиксирован. А вы подумали о том, наосновании чего выдают паспорт? Правильно, на основании свидетельства орождении. Свидетельство – единственный документ человека, пока ему шестнадцатьне исполнилось. А выступать спортсмены начинают много раньше. И подделки датначинаются еще со свидетельства. Уловили теперь? Вероятно, ваша подозреваемаяимеет достаточно крупное телосложение, если в какой-то момент юности или дажедетства ее ухитрились «состарить» на целых три года и никто этого не заметил.

– Да, – кивнула Настя, – тут вы совершенноправы. Она очень рослая девушка. Выше меня сантиметров на пятнадцать. Яобязательно разберусь, что это за история с ее возрастом. А еще что вы можетемне сказать?

– Потерпите, не все сразу. Я выдал пока только самыеприблизительные данные исходя из анализа сведений о первом из семи потерпевших.Мне нужно посмотреть хотя бы два эпизода, а лучше – три, чтобы сказать что-тоболее определенное. И, кстати, с датой рождения будет больше ясности.

– Я все равно не понимаю, как вы это делаете, –призналась Настя. – Вы в моих глазах колдун.

– Да бросьте вы, – поморщился Самойлов. –Терпеть этого не могу. Колдун, маг, фокусник… Чепуха это все. Я разработал такназываемый хронобиопсихологический метод, применение которого при раскрытиисерийных убийств может давать хороший результат, вот и все. Есть определенныезакономерности, в основе которых лежит фактор времени. Момент, когда одинчеловек умерщвляет другого человека, это точка пересечения двух линий: временижизни убийцы и времени жизни его жертвы. На первый взгляд здесь многое кажетсяслучайным, но на самом деле это совсем не так. Серийный убийца совершаетпреступление тогда, когда наличествует внутренняя готовность, потребность.Необходимость, если хотите. Он не может не убить, поэтому убивает. Но убиваетне любого, а только того, кто ему «подходит» либо по признакам внешности, либокак-то иначе. Не путайте серийного убийцу с любым другим, например, с«заказником». Киллер убивает не потому, что не может в данный момент не убить.Ему деньги за это платят, и он убивает, сообразуясь только с двумя факторами:сроками исполнения заказа, которые могут быть весьма ограниченными, и реальнойвозможностью совершить убийство. Ему приходится ждать удобного случая. Такимобразом, к тому моменту, который я называю точкой пересечения, ведет слишкоммного факторов. И поведение жертвы, и воля заказчика, и способности киллера, ислучайные помехи, и множество других. В случаях с серийными убийцами все иначе.Моя методика – результат многолетнего изучения всех серийных убийств, сведенияо которых я смог получить. Так что колдовством тут и не пахнет. Вот, смотрите,между первым и вторым убийством прошло четыре дня. Убийца к моменту совершениявторого преступления стал на четыре дня старше. Сейчас мы возьмем данные повторому потерпевшему и посчитаем по моей методике возраст человека, лишившегоего жизни в тот самый день, когда это действительно произошло. Если методикаработает, то мы должны получить примерно такой же показатель, как и в первомслучае. Там у нас вышло двадцать шесть лет, два месяца и семнадцать днейплюс-минус десять суток. Посмотрим, что получится сейчас. Вам не очень трудносидеть молча?