– Многообещающе, – хмыкнула она. – Могу себепредставить, о чем будет сказка.

– Вряд ли, – покачал головой Денисов. –Сказка сама по себе немного непонятная, но вам, я полагаю, будет любопытно ееуслышать. Вы же любите всяческие головоломки. Так вот, в настоящее время издвадцати шести выпускников учебного центра только двадцать пять работают насвоих местах, то есть там, куда их определили исполнители программы.

– А где двадцать шестой?

– О-о-о, – загадочно протянул Денисов, – еслибы знать, где двадцать шестой, так и головоломки не было бы.

– И имя его, конечно, неизвестно, –полувопросительно сказала Настя.

– Конечно, – подтвердил он. – Зато известнодругое. В том месте, куда был, если так можно выразиться, распределен на работудвадцать шестой выпускник учебного центра, недавно произошло ЧП. Был убит одиниз руководителей службы безопасности, в прошлом – сотрудник МВД, вышедший напенсию. Ну как, дорогая Анастасия, озадачил я вас?

– Пока не очень. Не вижу, в чем тут головоломка. И невижу, почему этой информацией нельзя пользоваться…

Она хотела добавить: «пока вы живы», потому что именно обэтом предупредил ее Денисов в самом начале разговора, но вовремя осеклась.

– Я хочу сказать, что установить перечень структур повсей стране, в которых недавно произошло такого рода ЧП, не так уж сложно.Времени только займет много, но в целом ничего невозможного. Тем более что не вкаждой из них погибший сотрудник был в прошлом офицером милиции. Потомвыяснить, какие работники в этих структурах в соответствующий период временибыли приняты на работу и вскоре уволились. И прояснить судьбу каждого из них.Может быть, трудоемко, но более чем реально. Только я не понимаю, зачем этимзаниматься. Вы полагаете, что исчезнувший двадцать шестой выпускник причастен кубийству руководителя службы безопасности? Так могу вас уверить, те, ктозанимается этим преступлением, в первую очередь обратили внимание на внезапнопропавшего нового сотрудника той структуры. Они не глупее нас с вами. Вычего-то недоговариваете, Эдуард Петрович. Это нечестно.

Денисов долго молчал, казалось, он полностью утратил интереск разговору, сидел неподвижно, не сводя глаз с пушистых, покрытых снежнымишапками елок.

– Если меня когда-нибудь попросят назвать женщин,оставивших в моей жизни самый глубокий след, – неожиданно сказалон, – я назову три имени. Первая – Вера Александровна, моя жена, котораяпрошла бок о бок со мной почти пятьдесят лет и была мне поддержкой в самыетрудные минуты. Вторая – Лилиана, женщина, которую я искренне любил и котораятак нелепо погибла. Благодаря вам убийца был найден, я этого не забыл. И третья– это вы, Анастасия. Я не перестаю удивляться вам.

– Отчего же? – сухо спросила Настя. Ей сталопочему-то неприятно и тягостно. И мысль о том, что она якобы оставила глубокийслед в жизни матерого мафиози, совершенно ей не льстила.

– Вы приехали повидаться с умирающим… Да-да, не надоменя перебивать и уговаривать, я не маленький. Вы приехали повидаться сумирающим, более того, вы приехали к человеку, который всегда относился к вам сдоверием и теплотой и который ни разу не сделал вам ничего дурного. Вы ведь неможете этого отрицать, правда? Даже та неприятность по службе, которая у васпроизошла из-за контактов со мной, случилась не по моей вине. Вы тогдапопросили меня приехать в Москву и встретиться с вами, это была не мояинициатива. Так вот, повторяю, вы сейчас разговариваете со мной, человеком,который прекрасно к вам относится и которому жить осталось считаные дни, и всеравно не можете избавиться от присущей вам настороженности и недоверчивости. Выза каждым моим словом ищете подвох. Более того, вы разговариваете со мной как сравным, пытаетесь найти логику в моих словах, цепляетесь за противоречия инесостыковки. А ведь я вам неровня, дорогая моя. У вас все впереди, тогда как уменя впереди только операционная, из которой я могу уже не выйти. Врачи морочатмне голову, уверяя, что операция поможет, но в то же время честно предупреждаютменя, что я могу ее не перенести. И даже в этой ситуации вы не проявляетеснисходительности ко мне. Вы жестоки, Анастасия. Вероятно, оттого, что ещеочень молоды. Вам тридцать шесть, я не ошибся?

– Не ошиблись.

– Совсем девчонка, – грустно улыбнулсяДенисов. – Но вы, как всегда, правы, я сказал не все. Программа, о которойидет речь, очень дорогая, бюджетного финансирования на нее не хватает. Ируководители программы пошли на сделку с некоторыми структурами.

– Понятно, – вздохнула Настя. – Вы даете имденьги, а они за это вас не трогают. Так?

– Совершенно верно. Я тоже финансирую эту программу, ивзамен мне дали твердое обещание, что ни один из новоявленных резидентовникогда и ни при каких условиях не появится на территории моего города. Поэтомуя не заинтересован в том, чтобы, пока я жив, это гнездо разворошили. Вы меняпонимаете? Потянув за ту ниточку, которую я вам только что дал, вы с вашейхваткой и упрямством в конце концов доберетесь и до учебного центра, и доорганизаторов и руководителей программы. И тогда могут начаться перетряскивсякого рода, в том числе сменится аппарат исполнения программы, а такжеисточники финансирования. И я уже не смогу быть уверен в том, что мне сноваудастся договориться о взаимовыгодном перемирии с государством. Если же я умру,другое дело.

«Он умрет, – вдруг отчетливо поняла Настя. – Он нина что не надеется и готов к концу. Именно поэтому он и рассказал мне все это.Если бы в нем теплилась хоть капля надежды, он ни за что не дал бы мне этуинформацию. Вероятно, он знает о своей болезни куда больше, чем окружающие. Ина бессмысленную с его точки зрения операцию согласился только для того, чтобыне расстраивать близких. Пусть тешат себя иллюзиями. Но если я ошибаюсь и он надеетсявыкарабкаться, то, выходит, Денисов считает меня полной идиоткой. Потому чтотолько полному идиоту можно доверять такую информацию и быть уверенным, что тотне воспользуется ею исключительно из доброго отношения. Неужели он так высокооценивает степень своего влияния на меня и думает, что я никогда не сделаю ниполшага ему во вред?»

– Эдуард Петрович, простите за вопрос, вы давноболеете? – спросила она неожиданно.

Денисов медленно повернул к ней свою крупную седовласуюголову и внимательно посмотрел прямо в глаза. В этот момент Настя подумала, чтоон видит ее насквозь и смысл бестактного вопроса ему предельно ясен. Так оно иоказалось.

– Нет, дорогая моя, болею я всего четыре месяца. Высами видите, во что за эти четыре месяца я превратился. Болезнь прогрессируеточень быстро. Если не делать операцию, то жить мне осталось совсем немного.Может быть, всего несколько недель.

– Но если операция пройдет успешно?

– Перестаньте. – Он поморщился и снова сел прямо,уставив неподвижный взгляд на пушистые елочки. – Неужели вы верите в это?За четыре месяца организм настолько прогнил, что сердце не выдержит дажедвухчасового наркоза. Я с каждым днем слабею, чувствую себя все хуже и хуже, иэто означает, что метастазы ползут в разные стороны с огромной скоростью. Ихуже ничто не остановит. Вы меня простите, Анастасия, я знаю, вам куда легчебыло бы разговаривать со мной в другом тоне и в другом ключе, поддерживать вомне надежду и слушать, как я строю планы на будущее. По крайней мере вам былобы понятно, что и как нужно говорить. А общаться с человеком, который знает,что скоро умрет, и даже пытается это обсуждать, очень тяжело. Но я слишкомвысоко ценю вас, чтобы обманывать, тем самым вынуждая вас притворяться и, всвою очередь, обманывать меня. Я вам не настолько близок, чтобы вы убивались помне, как будет убиваться тот же Толя Старков, не говоря уж о моей семье. Вам ямогу сказать все как есть на самом деле и не пытаться вас щадить. Я не жилец.Поэтому и рассказал вам про программу.