Его запихнули на заднее сиденье черной «Волги», между двумя«курортниками» средних лет. Следом тронулась такая же «Волга», в которойувозили Руслана.

Никто не видел, как сидевший на лавочке во дворе,расположенном напротив входа в бар, молодой человек быстро встал и бросился вонсо двора. Только старушка, сидевшая на той же лавочке и вязавшая носок,удивленно подняла брови над очками: сидел себе парнишка, покуривал, газеткупочитывал, а тут вдруг вскочил как ошпаренный, помчался, даже газету своюоставил.

— Эй, молодой человек! — успела крикнуть она вслед, но ондаже не оглянулся.

Молодой человек на вид лет тридцати, одетый в потертыеджинсы и темно-синюю футболку, и внешность имел совершенно непримечательную:средний рост, среднее телосложение, русые волосы, серые глаза. Именно такдолжен выглядеть наружник, то есть никак не выглядеть.

За входом в «Каравеллу» агенту полковника Константинова былоочень удобно наблюдать из этого тихого дворика, сквозь затененный липамипросвет между домами. Он видел, как входили в бар две веселые компании —сначала «качки» с девицами, потом двое отдыхающих средних лет с одной девицей.Потом вошел Головня, непосредственный объект наблюдения. Когда подъехали двечерные «Волги», наружник удивился: неужели смежники? А всего через три минутывывели Головню и хозяина бара. Наружник даже заметил, что объект как-то странновыглядит: весь мокрый, лицо буро-красное, а глаза — огромные, выпученные, почтивыкатываются из орбит…

Бабушка, вязавшая носок, пожала плечами, отложила своевязание и стала с любопытством просматривать газету, оставленную молодымчеловеком. А тот находился уже далеко от тихого дворика. Он шел очень быстро,он должен как можно скорее сообщить полковнику Константинову по экстреннойсвязи о случившемся. Полковнику необходимо узнать об этом именно от него, иначе— грош ему цена как наружнику.

Молодой человек иногда матерился про себя и сплевывал находу. Ругательства и плевки адресовались слишком уж расторопным «смежникам».

Когда в баре стало тихо, полная застенчивая Кристина,пятнадцатилетняя дочь Руслана, погладила по головам рыдающих мать и старшуюсестру, дала таблетку валидола старому испуганному дедушке и удалилась срадиотелефоном в руках в комнатку за стойкой.

— Папу взяли, — тихо сказала она по-абхазски, набрав номер,— он дал деньги милиционеру, тощему, пучеглазому, сунул в меню, в конверте. Онпросил передать: надо убить журналиста. Это журналист навел. — И девочказахлопнула крышку телефона.

* * *

— Старший следователь Федеральной службы безопасности майорКраснов, — представился Головне приятный человек средних лет, — садитесь,Анатолий Леонидович. — Он указал на стул.

Головня послушно сел. Из-за усиливающейся лихорадки он виделвсе как в тумане, однако успел заметить, что его привезли в здание областногоФСБ.

— За что меня арестовали? — спросил он сквозь одышку.

— Вас пока только задержали, — уточнил Краснов, — выподозреваетесь в пособничестве опасным преступникам, террористам, находящимся врозыске. Я вижу, вы себя плохо чувствуете. Сейчас вы ответите на нескольковопросов, затем вас отведут в камеру, там вас осмотрит врач.

— Я не могу отвечать на вопросы, — простонал Головня, — мнеплохо. Вызовите врача прямо сейчас!

Болели одновременно голова и сердце. Такое с ним случилосьвпервые. Боль раздирала все тело, он задыхался. Посмотрев на него внимательно,следователь кивнул и спокойно произнес:

— Хорошо, Анатолий Леонидович, я вызову врача прямо сейчас.— Он поднял телефонную трубку.

Через несколько минут в кабинет вошел пожилой человек вбелом халате. Приложив фонендоскоп к мокрой от пота груди Головни, он сказалнесколько слов следователю, разобрать которые Головня уже не мог.

— Я умираю! — прохрипел он еле слышно. — Сделайте что-нибудь,я умираю!

Его била крупная дрожь. Ему и правда казалось, что онумирает. Бешеный панический стук сердца отдавался в ушах грохотом, головараскалывалась от этого грохота.

— Что это? Сердечный приступ? Почему он так дрожит? —спросил тревожно следователь.

— Страшная тахикардия, сто пятьдесят в минуту, — сообщилврач, — честно говоря, я не совсем понимаю, но нужны срочные меры.

— Щитовидка! — произнес Головня из последних сил.

Он уже ничего не слышал. Грохот сердца сливался в монотонныйоглушительный гул, будто у него в голове работал двигатель взлетающегосамолета. А перед глазами стоял длинный сужающийся черный туннель — совершенночерный, без всякого света в конце.

Жена Надежда имела целую библиотеку мистической литературы,она увлекалась йогой, черной магией и прочей ерундой. Она изучала все это,чтобы портить карму любовницам мужа и насылать на них порчу. Сам Головня иногдаот нечего делать почитывал кое-что. Про туннель он читал. Но в конце долженбыть свет. Почему же так темно?

— Тиротоксический криз! — догадался доктор, услышав слово«щитовидка». — Боюсь, дело плохо. Срочно нужен кислород, капельница с глюкозой.

— Его нельзя класть в лазарет, — возразил следователь, — егонадо постоянно держать под контролем, обеспечить надежную охрану.

— Вы смеетесь? Куда он убежит в таком состоянии?

— Не убежит. Убьют, — мрачно сообщил следователь.

Следователь Краснов приехал из Москвы. А врач — местный, изтюремного лазарета. Знакомы они не были.

— Ну а так он сам умрет. Прямо сейчас, — жестко сказал врач,— из криза его можно вывести только в условиях стационара. То, что я могусделать здесь, даст временный и ненадежный эффект. Потом он должен находитьсяпод постоянным наблюдением, в реанимации. Вы же можете обеспечитьдополнительную охрану в лазарете.

В крошечной, без окон, палате лазарета Головню вывели изкомы. Охрана была надежной, персонал — проверенный-перепроверенный. Никтопосторонний сюда проникнуть не мог.

Часов в пять утра у палаты появилась молоденькая медсестра.

— Ребята, укольчик нужно сделать, — сообщила она, сладкозевнув, — ой, не могу, спать хочу, умираю. И шприцы, и необходимые препаратылежали в специальном шкафчике, внутри охраняемой палаты. У сестры не былоничего — ни в руках, ни в карманах. На глазах у двух охранников она распечаталаодноразовый шприц, надломила ампулу, которую достала из только что раскрытойупаковки, сделала внутривенное вливание.

— Все, — зевнула она еще слаще, вытаскивая иглу из веныспящего Головни, — теперь можно завалиться спать часика на полтора с чистойсовестью.