Все три писательницы посмотрели на меня со скрытойненавистью.

— Абсолютно здоровых людей не бывает, — выступилаот лица триумвирата Софья. — Абсолютно здоровые люди уже давно лежат вмогилах…

…Беглое обследование длилось не более пяти минут, после чегоЧиж самым будничным голосом произнес:

— Она не умерла.

— Жива? — спросила Минна.

— Жива? — спросила Tea.

— Неужели жива? — переспросила Софья.

— Она не умерла. — Чиж затряс хохолком назатылке. — Ее.., отравили.

Через секунду раздался грохот падающих шахмат, приправленныйДашкиным гомерическим смехом. Этим смехом ознаменовалось начало очередного актадрамы:

Райнер-Вернер икнул, Ботболт поскреб безволосую щеку, аметрессы приблизились к Чижу и опекаемому им телу Аглаи вплотную.

— Что значит — “отравили”? — Минна, кряхтя и охая,опустилась на пышно взбитые подушки коленей.

— Когда это ее отравили? — Tea последовала примеруМинны, не издав при этом ни единого звука.

— Отравили чем? — Софья, хрустнув коленнымичашечками, присоединилась к остальным.

— Я думаю — это цианид. — Чиж уселся на паркет иподпер голову ладонью. А потом обвел взглядом всех троих.

— Бред. — Минна покраснела.

— Полный бред. — Софья побледнела.

— Чушь собачья, — резюмировала Tea, сразу жеперевоплотившись из цивилизованной мулатки в дикую, угольно-черную африканкуплемени кокофу.

— Если быть совсем точным — цианистый калий. —Определенно, Чиж поставил перед собой задачу довести присутствующих доумоисступления.

Я поверила Чижу сразу, хотя он и не думал приводить доказательствасвоей версии. Да и кто такой Чиж, чтобы иметь право на версию?!

Но я поверила. И все потому, что на моих руках дрожаласобака Аглаи Канунниковой — породы ксолоитц-куинтли. И все потому, что я зналаоб Аглае гораздо больше, чем все остальные. И все потому, что я знала об Аглаегораздо больше, чем сама Аглая. Во всяком случае, о том, что предшествовалотрагедии.

Бледно-восковой брат чайной розы появился неспроста. Он взялдоверчивую Аглаю под локоток, шепнул на ухо анекдотец, пообещал мороженое,чертово колесо и поцелуй в последнем ряду на последнем киносеансе — он дажезалез к ней в декольте. А потом подвел к самому краю смотровой площадки истолкнул вниз. Лицом в смерть.

«БОЙСЯ ЦВЕТОВ, СУКА!»

Никто не видел этой записки. Никто, кроме меня. И человека,ее написавшего. Одна только мысль о том, что этот человек может находитьсяздесь, совсем рядом, и безнаказанно предаваться мыслям о совершенном злодеянии,обдала меня жаром. О, если бы можно было вскрыть все имеющиеся в наличиичерепные коробки! В какой-нибудь из них я бы наверняка обнаружила эти самыеслежавшиеся сладостные мысли об этом самом злодеянии.

Вот только в какой именно?..

— Цианистый калий? Да вы с ума сошли! — хихикнулаМинна.

— Цианистый калий даже в аптеках не продается, —хохотнула Tea.

Софья же, наплевав на вялые протесты Чижа, ухватилась заосколок, в котором еще поблескивали капли шампанского, и приблизила его к лицу.

— У вас больное воображение, молодой человек, —надменно бросила она спустя некоторое — совсем непродолжительное — время. —Если даже предположить… Просто предположить, что причиной смерти, как выутверждаете, явился цианистый калий…

— Он, родимый, — с готовностью подтвердил Чиж.

— Тогда куда делся запах, а? Сильный запах горькогоминдаля?

— Вот именно — горького, — поддержала Софью Минна.

— Вот именно — миндаля, — поддержала Минну Tea.

— Какой же цианистый калий без сильного запаха горькогоминдаля? Это, простите, как… — Софья даже щелкнула пальцами. — Это какБуало без Нарсежака!..

— Вот именно. Как А. Вайнер без Г. Вайнера. — Teaпо примеру Софьи тоже щелкнула пальцами.

А Чиж перевел взгляд на толстуху Минну: что-то она скажет?Давай, Минна, припечатай самонадеянного юнца!

Но детективные тандемы кончились. Прощелыга-мулатка увелапоследний прямо из-под носа неповоротливого эсминца “Майерлинг”, и Минна впалав легкую задумчивость.

— Ну, а вы как думаете, дорогая Минна? — хоромспросили Tea и Софья.

Минна по-лошадиному фыркнула мясистым носом: все равноотвечать придется.

— Я думаю, что цианистый калий без сильного запаха горькогоминдаля — это все равно что Хемингуэй без кошек… — выдохнула она.

— Вот видите? — Софья снова повернулась кЧижу. — Надеюсь, против Хемингуэя вы ничего не имеете?

— — И против кошек тоже, но это дела не меняет. Запахвсе равно присутствует, просто он не такой сильный. Не особенно выраженный…Словом, совсем необязательно, чтобы от цианистого калия за версту несло горькимминдалем. Выдумка это. Таких вот.., с позволения сказать, мастеров детектива…

Если бы Аглая была жива, она послала бы Чижу воздушныйпоцелуй — летучий, как синильная кислота.

— Что это значит — “с позволения сказать”?

— То и значит. Ваше невежество когда-нибудь васпогубит. Консультировались бы со специалистами, дамы, прежде чем расписыватьужасы отравления.

— А вы специалист? — Софья с сомнением уставиласьна хохолок Чижа.

— Я химик по первому образованию. К тому же посещалфакультатив по ядам.

Некоторое время дамы молчали.

— У меня в книгах только горло перерезают. И распинаютна кресте. Или живьем в землю закапывают, на худой конец. — Миннаоказалась самой нестойкой. — А больше ни-ни. Никаких отравлений!

— У меня тоже никаких. — Tea сочла за лучшееприсоединиться к Минне и лишний раз не нервировать дипломированногоспециалиста. — Если вы, конечно, читали Теодору Тропинину, молодой человек.Смерть от маникюрной пилочки как минимум. Или в пасти крокодила — как максимум…

— Вот только не надо делать себе дополнительнуюрекламу, дорогая Tea. — Софья недовольно поджала губы. — “Если вычитали Теодору Тропинину”!.. Люди сами разберутся, что им читать. А еслигорький миндаль отпадает… И если вы, как говорите, химик… Какие у вас естьоснования предполагать, что это цианистый калий, голубчик?

— У кого-нибудь есть нож? — спросил бледнолицыйоператор-оборотень. — И салфетка?

Нож тотчас же нашелся у Ботболта. Ему стоило только отогнутьполу смокинга — и на свет божий явился внушительного вида тесак с костяной,украшенной орнаментом ручкой. Ботболт, не говоря ни слова, почтительно протянултесак Чижу.

В следующий момент Чиж полоснул ножом себе по пальцу. Иподставил под капающую кровь салфетку. На белой ткани сразу же расплылоськрасное пятно. Все, с облегчением забыв о трупе, уставились на салфетку.