— Ты «Матрицу» имеешь в виду? —сообразила я.

— Ага. Следуй за кроликом. А Брюс Уиллисстоял с плакатом «Бей черномазых» в центре Гарлема. Мне повезло больше, но тожедосталось.

Я не знала, что на это ответить.

Мы закончили обедать, я стала мыть посуду, аАнна вновь устроилась на стуле возле батареи.

— Хочешь, возьми шаль, — предложилая, решив, что она никак не согреется.

— Это нервное. Не обращай внимания.Проверь свой компьютер, может, он соизволит сообщить, чего от нас хочет. А япока посуду домою.

Я вытерла руки полотенцем и прошла в комнату.Включила компьютер, вскоре ко мне присоединилась Анна, я как раз открылапочтовый ящик. Сообщений не было.

— Ничего? — нахмурилась она.

— Ничего.

— Что ж, подождем. Если я тебе действуюна нервы, могу уйти.

— Нет, что ты, — поспешно ответилая. — Мне с тобой спокойнее. А чем ты вообще занимаешься? — решила ясменить тему.

— Сейчас в основном Библию читаю. Сначалатоже пыталась понять, теперь все больше по привычке. Еще несколько месяцевназад работала в поликлинике процедурной сестрой. Гражданам уколы делала. Послепсихушки медсестрой никак нельзя, руки, знаешь ли, дрожат. Пошла в дворники.Два участка. Зимой тяжело, но от всяких мыслей отвлекает. Иногда такнапашешься, что, вернувшись домой, даже уснешь. Зарплата медсестры дохлая, такчто не очень-то много я потеряла.

Я слушала ее с волнением и пыталась таксформулировать следующий вопрос, чтобы Анна захотела на него ответить.

— Ты работала в поликлинике? — Какназло, в голову ничего не приходило. — Ты… ты могла сделать ошибку, врезультате которой пострадал человек? Предположим, ты не правильно сделалаукол, и кто-то… — Я не решилась произнести последнее слово. Анна хмуро смотрелана меня, взгляд ее постепенно менялся, теперь в нем было недоумение. — Яне просто так спрашиваю. На самом деле это очень важно. Твой ответ, я имею ввиду.

— А ты что, кого-нибудь убила? — ссомнением спросила она. Наверное, вид у меня был на редкость глупым. О тойистории с девочкой Леной я ей не рассказала и теперь не знала, что ответить.«Разумеется, правду, — решила я. — Иначе я никогда не смогу понять.Впрочем, Анна утверждает, что понять невозможно. Что же тогда? Выполнятьприказы? Быть чьим-то послушным орудием?»

— Из-за меня погиб человек, —неожиданно для самой себя произнесла я, голос звучал хрипло, я поспешнооткашлялась.

— Что значит «из-за тебя»? —нахмурилась Анна.

— Мы купались, и девочка утонула. Я еетерпеть не могла. Там было довольно глубоко, а мы сидели на надувной камере,знаешь, такие большие, от грузовых машин. Я спрыгнула, камера перевернулась,ударила девочку по голове, а она утонула.

— Это он тебе сказал? — насмешливоспросила она.

— Он? Азазель? Нет.

— Сколько тебе лет тогда было?

— Пять.

— И ты так хорошо все помнишь? Ты что,забыла, он величайший в мире путаник? Все перевернет и вывернет наизнанку. Влюбом случае я никого не угробила, ни нечаянно, ни с умыслом. Пациенты на меняникогда не жаловались, только нахваливали да шоколад таскали. Судя по твоемулицу, я тебя разочаровала. Извини, что никого не кокнула. Если честно, я дажеособых пакостей никому не делала. Впрочем, вру. Один раз пошла к тетке, из тех,что дают объявления в газетах: приворожу и прочее, и попросила сделать так,чтобы у моего бывшего дружка одно место не функционировало. Но ворожея, видно,никудышная попалась, бабы по-прежнему на нем виснут. Как считаешь, такое можноприравнять к особо тяжким грехам?

— Не знаю, по-моему, это глупость.

— Не скажи, кто-то в такую чушь верит. Явот тоже поверила. Хотя, вру, пошла просто так, от безнадеги. А еще больше созлости. Бросил он меня, я в тоске, а ему и горя мало. Дура, одним словом.Ульяна, — вдруг сказала она. — Что, если я у тебя сосну часок, вотздесь, на диване? У тебя вроде безопасно.

— Хорошо, — растерялась я, нодостала подушку и одеяло.

— Лучше плед, я лягу не раздеваясь. Начнуорать, разбуди, только держись подальше, я брыкаюсь. — Она легла, накрыласьс головой пледом, а я продолжала стоять, с недоумением глядя на нее.

Потом все же решилась.

— Аня, ты сказала, что у меня вродебезопасно. О чем это ты?

— Ну… — На ее лице промелькнулозамешательство, как бывает, когда не знаешь, как объяснить простые вещи, тоесть те вещи, что тебе кажутся простыми. — В моей-то квартире сплошноевеселье, а у тебя ничего, тихо. Ты не удивляйся. У меня ж глюки.

Она опять спрятала голову под плед и, кажется,мгновенно уснула, по крайней мере дышала ровно и не шевелилась. А я попробовалаоценить ситуацию. Итак, на моем диване спит девица, которой, по ее собственнымсловам, место в сумасшедшем доме. Я по-прежнему ничего не знаю и ни в чем неуверена. Если допустить, что Азазель действительно злой дух, тогда все происшедшеене удивляет, у злого духа возможности должны быть безграничны. Где уж нашемубедному разуму тягаться с ним. Но как в такое поверить? Еще труднеепредставить, что кто-то из моих коллег дошел до подобного, желая лишить менярассудка. Вот уж кому лечение в сумасшедшем доме точно не повредит. Так что жетогда? Чего хочет от меня этот демон или человек? Чтобы я спятила? Ему от этогокакая польза? Анна говорит, что привычная логика здесь не годится. Что ж,придется ждать новых посланий.

Пытаясь отвлечься от этих мыслей, я устроиласьза компьютером с намерением поработать, увлеклась и не заметила, как прошлочаса четыре. Анна все еще спала, и, несмотря на предупреждение, совершенноспокойно, без криков. Зазвонил телефон, я бросилась к нему со всех ног и схватилатрубку. Звонил Олег.

— У меня есть новость, — сказал он,поздоровавшись. — Провели вскрытие Горбовского. Он действительно умер отсердечного приступа, но более тщательный анализ… Короче, сердечный приступспровоцировал очень редкий яд, производят его из какого-то растения в ЮжнойАмерики. Понимаешь? Горбовского на самом деле убили. На его шее обнаружиликрохотную ранку, должно быть, туда попала игла с ядом. В общем, чудеса,конечно, но никакой мистики. Завтра тебе в девять утра надо быть у нас.

— Зачем? — испугалась я.

— Ты же понимаешь, тебя обязаны спросить.

— Я уже рассказала.

— Но теперь мы знаем, что это убийство.