не квартира, это целый центр под куполом. Поскольку апартаменты являлись частью отеля, у меня был свободный доступ ко всему: SPA, фитнес-зал с отдельной застекленной частью только для меня (для Кая). При желании Стоунэм мог выходить и заниматься со всеми, но для меня он закрыл эту функцию. Видимо, не хотел, чтобы эти качки по ту сторону стекла клеились ко мне.

Нет, я не занималась спортом, потому что все еще была очень слаба, но заставляла себя с утра пройтись на беговой дорожке, хоть и еле передвигала ноги. Зато к вечеру я уже почти бежала, пусть каждый шаг довался мне труднее обычного.

Я слишком долго пролежала без движения, и единственный выход — идти через «не могу».

Кай позаботился о том, чтобы я не скучала, и, решив лишний раз не злить его своим «мне ничего от тебя не нужно», я полностью отдалась роскоши, в которой он хотел меня искупать.

Купить? Даже не знаю. Позаботиться? Скорее, да. И искупить свою вину, да только я все тверже для себя решила, что сделаю все, чтобы поменяться с ним ролями.

Пусть ухаживает за мной, пусть. А я уйду к Акселю и помашу ему ручкой. Пускай потом грызет себе локти всю жизнь, жалея о том, что когда-то раздавил меня.

Думать куда легче, чем сделать.

Потому что я скучала каждую секунду. Я несколько раз в день побегала к его шкафу, чтобы потрогать многочисленные рубашки. Наверное, это уже диагноз.

Вынюхивать друг друга, словно мы животные.

От одного соприкосновения с рубашкой, пропитанной ароматом его кожи, мои соски твердели, и я валялась в постели, кусая губы. Мечтала о том, что бы мы сейчас вытворяли, если бы между нами не стояло столько всяких «но». Столько разных стен, которые мы построили, чтобы защититься от яда, что пускаем друг другу по венам.

Да только этот яд пробирается сквозь стены. И я боялась, что стоит Каю перейти к «тяжелой артиллерии», как я уступлю.

Я знаю, что сдамся. Или же нет?

Но это голод. Самый настоящий голод по Каю, и он сводит меня с ума. Я словно целый год сидела на строгой диете и теперь старалась избежать тотального срыва.

Желание «съесть» его — невыносимо. Вкусить каждый участок его тела, и позволить ему исследовать и меня в ответ.

С дурманом помогала справиться только Анджелина. Она объяснила мне, что ее родители уехали, и она закапризничала, не желая оставаться с няньками. Девочке нужна была любовь и забота.

Я была удивлена, что за такое долгое для ребенка время девочка не забыла меня.

— Так, теперь помешивай по часовой стрелке, — распорядилась я, глядя на то, как девочка стоит у кухонного островка. Мы решили испечь шоколадные кексы, потому что выходить мне было запрещено, а Энджи уже сделала все уроки, когда Джейме привез ее из школы.

Я не могла избавиться от материнского инстинкта, который овладевал мной, когда я находилась рядом с Анджелиной. До чего милый неземной ребенок.

Я бы хотела такую дочь. Я бы хотела… Нет, даже думать об этом нельзя.

На глаза навернулись слезы, когда я всего на секунду позволила себе думать о ребенке от Кая.

Нет. Как я могу о таком думать?! Что я расскажу нашим детям?!

«— Как вы познакомились с папой, мамочка?

— Ну, знаешь, дочка, твой папа меня похитил, изнасиловал и продолжал творить со мной страшные вещи. Все закончилось тем, что он наплевал на мою честь, почти заставил трахнуть другого и снял это на камеру. Потом я его простила его, и мы жили долго и счастливо».

Кай, я, дети и семья — это несовместимые понятия.

Страсть это одно. Но такая больная любовь, как у нас с Каем, это… разрушение наших будущих детей. Я же видела мать Стоунэма. Я превращусь в нее, если мы останемся вместе. Это очевидно. Ее любовь — сильная и безумная — не исцелила ее больного на голову мужа.

Хотя я не сомневалась в том, что были моменты, когда он был с ней нежен и любил ее.

Если уж мне и суждено выйти замуж, то Аксель вполне подойдет для этого. Для жизни он идеален. Спокоен и в меру заботлив.

Адски скучен для меня, но это не важно. Да, и он не подарок. В любом случае, если я когда-нибудь выйду замуж и заведу ребенка, это будет нормальный мужчина, а не псих, который пожирает меня изнутри и снаружи.

— Ты плачешь, потому что колдунья наложила на тебя заклятье? — Энджи улыбнулась, и я не смогла устоять перед ее ангельским личиком, и в ответ расплылась в улыбке сквозь слезы.

— Заклятье? С чего ты так взяла?

— Твоя… ммм… сыпь. У меня была похожая, когда я болела в этом году. Она жутко чесалась! Кай сказал, что это злая колдунья. Она позавидовала моей красоте и наложила заклятье. Но он пообещал, что все скоро пройдет, потому что придет принц, который победит эту ведьму! — девочка надула губы, а потом продолжила рассказывать сказку с большим энтузиазмом. — И все прошло. Правда, принца я так и не увидела. Но я знаю, кто твой принц, — она хихикнула, дотронувшись до моей руки.

— Ты очень красивая. Еще красивее, чем я тебя помню, моя фея, — прошептала девочка.

Я была тронута до глубины души любовью этой девочки. Я завидовала ее чистоте, наивности, свободному полету фантазии и мысли… как быстро мы забываем, что были детьми. Как часто рано перестаем мечтать, собирая осколки первой же разбитой надежды. Когда таких осколков миллион, мы черствеем и уже не верим во что-то светлое и в сказку. А Энджи верит. Хотя с ее жизнью это даже удивительно.

На девочку всем плевать кроме Кая. Ее тошнит от нянечек и жизни по расписанию. В пять лет она только и делает, что изучает несколько языков, занимается музыкой, танцами и другими делами. Наверное, Стелла решила загрузить ребенка, чтобы девочка не замечала отсутствия матери.

Так ужасно.

— Ты такая выдумщица, Энджи Стоунэм. Люблю тебя, — я провела пальцем по краю сковородки, решив попробовать шоколадный крем на вкус.

— И я тебя люблю, — она звонко рассмеялась, повторив за мной.

Через пять минут у нас у обоих руки были в шоколадном креме.

Энджи спала в отдельных апартаментах. Джейме забирал ее, но на самом деле нас разделял только длинный коридор и пара дверей.

Жильё Кая представляло собой лофт с кухней, несколько ванных комнат, кабинет, одну запертую комната и выход на крышу в сад.

И еще